Сокровище «Капудании»

Тжекеры демонстративно не замечали пассажиров, и те, кто нес вахту, и свободные. Первые занимались делом, вторые резались в карты на палубе, у самой мачты. Александр понаблюдал: экипаж «Киликии» насчитывал около сорока человек, плюс-минус двое-трое.

От Ральфа и кассата тжекеры вообще шарахались, поэтому оба сразу же убрались на самый нос. Джуда с солдатами и матросами «Гаджибея» расположились рядом, в носовом кубрике, который неохотно для них освободили. Капитан Фример с принцем после недолгой рекогносцировки заперлись в каюте; дядя попытался было выведать планы Александра, но тот посоветовал ему лучше выспаться. Пожав плечами Фример, не раздеваясь, повалился на покрытый не слишком чистым тюфяком рундук и вскоре уже заливисто храпел. Александр дремал вполглаза.

Дважды приходил Исмаэль Джуда, предупредительно стучался и выяснял, все ли в порядке. В первый раз он намерился было подежурить у каюты, но Александр и его отправил отсыпаться, велев с началом сумерек позвать Ральфа и вернуться. Джуда скрепя сердце ушел, однако спустя часа три наведался еще разок.

На закате тжекеры, к удивлению Александра, подали ужин – если, конечно, можно было назвать ужином краюху влажного хлеба и миску острой похлебки из бобов. На всякий случай принц справился – накормят ли его людей? Тжекер-юнга на ломаном имперском заверил, что накормят.

Добросовестно умяв свою порцию, Фример вновь захрапел. Александр же пребывал в прежней полудреме.

Вскоре, как и условливались, пришли Ральф и Исмаэль Джуда. Александр велел им присесть на сундук-обманку в углу и ждать. В каюте царили вязкие сумерки и каждая секунда по-прежнему тянулась бесконечно. А тихий стук в дверь все равно застал врасплох.

– Кто там? – негромко и сонно спросил Александр.

Вместо ответа дверь приоткрылась и в каюту скользнула Альмея.

Александр чиркнул кресалом, зажигая лампу. Мрак немного расступился, хотя углы каюты по-прежнему утопали в темени, Ральфа и Джуду было почти не рассмотреть.

Альмея успела переодеться – во всяком случае, альк и шаровары на ней были другого цвета, чем в Амасре.

– Алекс! – прошептала она, плотно затворив дверь. – Бегите отсюда! При пупе… при корме закреплена лодка, я велела Пичу спрятать там воду, сухари и весла. Режьте веревки, только одновременно. Там невысоко, не перевернетесь! Я понимаю, что это безумие, но здесь вас просто убьют!

– Убьют? – переспросил Александр.

– Да, убьют! Болван-Пич привел не ту сантону. Меня они не тронут… долго объяснять почему. На вас и ваших людей они сговорились напасть перед рассветом, когда сон особенно крепок.

– А вам-то это откуда известно? – Голос принца прозвучал в меру подозрительно.

Девушка всплеснула руками:

– Ах, да какая разница! Я пытаюсь спасти вас, Алекс! Бегите немедленно, иначе вас убьют на рассвете, невзирая на титулы и происхождение!

– А почему я должен вам верить?

– Потому что вы спасли мне жизнь и я пытаюсь отплатить тем же! Да оглядитесь же вокруг, неужели не видно, что это пиратская сантона?

Александр с сомнением покачал головой:

– Странно, но вас это не слишком смущает.

– Да поймите же, меня они не тронут из-за моего отца!

– Хорошо. – Александр неожиданно для всех прекратил спорить. – Ступайте к себе. Мы попытаемся.

– О небо, благодарю вас! – выдохнула Альмея, прильнула к Александру, поцеловала его в щеку и исчезла так же стремительно, как появилась.

На этот раз прикосновения джалитинской красавицы Александра почти не взволновали – наверное, потому, что душою он был уже с головой в собственном замысле, а в минуты опасности нет места мыслям о любви.

– Дядя! Исмаэль! Ральф! Начинаем действовать!

– Что, бежим? – хмуро осведомился Зимородок.

– Другие пусть бегут. Захватываем корабль. Исмаэль, ты знаешь, что делать! Ральф, держитесь рядом с нами и помните: пленных не брать, трупы – за борт. Дядя, спокойнее, я владею шпагой… и ни слова против! Наше дело – вахта.

– У нас есть минута? – справился Ральф без малейшего удивления. – Я позову кассата. С десяток тжекеров он точно уделает, если проникнется, а при счете сорок против одиннадцати, да при одном у нас раненом – это неоспоримый плюс.

Ральф Зимородок, воды, лето года 864-го