Сокровище мадам Дюбарри

Видимо, в этом была доля истины, так как Сюрко, спокойный во времена террора, вдруг сделался мрачным и боязливым после падения Робеспьера.

Вечно угрюмый и молчаливый, в один из дней он вдруг стал весел и беззаботен. И по странному стечению обстоятельств этот день и был днем его смерти.

Можете себе представить, какой была жизнь Лоретты. С мужем она виделась только за столом. Обед проходил в молчании. Какая тайна могла соединить этих людей, которые, казалось, боялись и ненавидели друг друга?

Когда с ее мужем случился удар, мадам Сюрко делала все, что могла. Она послала за докторами, оказывала необходимую помощь… Но когда стало ясно, что он мертв, она, похоронив его в соответствии с требованиями того времени, не выказывала особой горести. Слишком честная для того, чтобы притворяться, она уже на другой день была в конторе.

Верзила Лебик, узнав о смерти хозяина, рассмеялся своим идиотским смехом, прерываемым выкриками:

— Ух! В большую яму!

Таким образом, жизнь, казалось, улыбнулась Лоретте. Она, наконец, стала свободной и независимой при достаточной материальной обеспеченности.

Но тут она почувствовала страх. Огромный дом, где, кроме нее и слуги, который жил в мансарде, через два этажа от ее апартаментов, казалось, по ночам был населен невидимыми жильцами. Ей слышались глухие шаги, легкий треск мебели, будто ее передвигали, неясный шум…

Даже у самых трусливых людей бывают приступы храбрости. Однажды Лоретта, которая не могла уснуть от страха, поднялась наверх в спальню мужа, откуда долетал неясный шум.

Входя в комнату, она почувствовала запах только что потушенной свечи.

Комната была пуста.

Можно было подумать, что только что кто-то задул свечу…

Она подошла к камину, на котором стояли подсвечники.

Фитили были еще горячими.

Дико крича, она кинулась к мансарде, где спал Лебик.

ГЛАВА 7

Услышав крик своей госпожи, Лебик выскочил в коридор. Держа фонарь в одной руке, а другой поддерживая Лоретту, в страхе цепляющуюся за него, гигант обыскал весь дом, но тщетно.

Наконец он отвел госпожу Сюрко в ее спальню.

— Полно, хозяюшка, привиделось тебе. Успокойся, спи, а чтобы тебе спокойнее было, я лягу в коридоре, возле твоей двери.

Укладываясь в постель, вдова успокоилась.

— Наверное, Лебик прав. Чего не надумаешь с испугу? Ведь эти свечи зажигались так давно…

И она уснула.

После этого события Лоретта не могла обходиться без Лебика. А тот привязался к ней, как огромный пес, который обожает своего хозяина. Оставив свою мансарду, он обосновался под дверью вдовы. Под этой защитой вдова спала совершенно спокойно.

Надо сказать, что с ней вообще творилось что-то странное. Несколько раз в месяц она чувствовала какое-то оцепенение, после которого впадала в тягостный сон. Размышляя об этих странностях, хорошенькая вдовушка рассуждала:

— Это от скуки… так я скоро вообще превращусь в сурка.

Время от времени она заглядывала в комнаты покойника вместе со служанкой, когда надо было прибрать и проветрить помещение. Иногда ей казалось, что вещи стоят несколько не так, как было раньше. Но так как ключи от этих комнат были только у нее, то она приписывала это своей рассеянности.

Действительно ли умер Сюрко?

Да. Тут не было никаких сомнений. Два врача дали заключение. Он был похоронен по христианскому обряду. И тело его было таким же окоченевшим, как у всех покойников…

Видимо, будет нелишним рассказать, как господин Сюрко провел свой последний день.

Шестого мая тысяча семьсот девяносто пятого года, или говоря языком того времени, семнадцатого флореаля третьего года Республики, хозяин магазина проснулся бледный и встревоженный. Утро он прослонялся с видом человека, которому некуда деть время.

В девять часов он натянул костюм якобинца, хотя уже не посещал их клуба, и пошел по направлению к Сене.

Дорогой он все время повторял:

— Что, если он признается? Тогда его жизнь спасена!..

Проходя по набережной Межессери до Меняльного моста, с трудом протискиваясь сквозь густую толпу, он, наконец, добрался до другого конца моста и оглянулся.

Отсюда была видна вся Гревская площадь с гильотиной на ней. При виде грозной машины он прошептал:

— A-а, это для сегодняшнего дня…

Мрачный и бледный, проталкивался он через людское Море к Дворцу Правосудия. Наконец он достиг великолепной решетки на улице Барильери и уселся под ней. Отсюда хорошо были видны ворота Консьержери. При виде трех двуколок, стоявших перед воротами, Сюрко опять прошептал:

— Это для сегодняшнего дня.

Задыхаясь от ужаса, он ждал, вцепившись руками в решетку.

Набережная Пелетье, мосты Нотр-Дам и Меняльный, улица Барильери — все это сплошь было запружено народом вплоть до самого Дворца Правосудия. Во всех окнах и на всех крышах было полно любопытных, горящих желанием увидеть обещанное зрелище. Время от времени гул толпы смолкал и после короткой паузы тысячи голосов сливались в один вой:

— Смерть Фукье Тинвиллю[1]!

Правосудие вступало в свои права. Те, кто еще вчера требовал крови других, сегодня платил своей.