В середине комнаты стоял стол кованого железа, весь покрытый ржавчиной, но ещё прочный, а возле стола — каменное сиденье. На столе лежала широкая каменная плита, похожая на родопскую «тулу» — плиту для выпечки хлеба, а на ней «врошник» — каменная крышка, которой при выпечке покрывают хлеб и на которую насыпают раскалённые уголья. Там где обе плиты соприкасались, щель была обмазана чем-то тёмным, похожим на дёготь.
— Нет ли меж ними каравая? — пошутил Медведь, остановившись перед столом.
— Тут есть и очаг! — подхватил Павлик. — Если бы были дрова, мы могли бы прекрасно согреться и обсушиться.
— А мне кажется, что здесь и так тепло, даже душно, Павлик, — сказала Элка. — Не правда ли, товарищ Мартинов?
— Ты права, Элка. Это тепло исходит от горячего карстового источника. Пощупайте скалы и вы увидите, что они горячие. Даже нашим ногам тепло.
— Отличное паровое отопление! — засмеялась Элка.
Профессор не слышал её слов. Он следил за тем, что делает Хромоногий с тулой и врошником. Тот соскоблил острым ножом смолистую замазку и, просунув нож в щель, приподнял крышку настолько, чтобы можно было просунуть в щель пальцы. Затем он поднял её.
На каменной плите оказалась рукопись, сохранившаяся так, словно пролежала всего несколько дней.
— Предлагаю тут перекусить, — сказал профессор, чтобы охладить атмосферу напряжения, созданную Хромоногим. — Элка и Павлик наверное проголодались.
— О, нет! — сказала Элка, но Павлик охотно согласился.
— Это было бы неплохо! — произнес он.
— Лишнее! — воскликнул Хромоногий.
— Дети, развяжите рюкзак и поешьте. Элка, раздели еду на всех.
Хромоногий, склонившись над древним пергаментом, пытался что-нибудь прочесть, но очевидно тщетно, так как всё более беспомощно оглядывался на профессора.
— Давайте посмотрим, что там написано, — протянул он со вздохом и сел на каменное сиденье.
— Позвольте сперва рассмотреть! — холодно сказал профессор, подавляя волнение, и взял пергамент из рук Хромоногого.
Снаружи раздался грохот извергающейся струи. Всё нараставший шум сменился плеском огромных количеств воды. В комнату ворвался пар, затем послышался гул бурно стекающих пенистых потоков и, наконец, всё стихло.
Воцарилась полная тишина.
26
…Человек познаёт себя не тогда, когда думает, а когда действует. Только в усилиях сделать должное он узнаёт себе цену…
Гёте
Белобрысик устремился по следам Медведя и Хромоногого в глубину подземелья. Но в его душе завязалась борьба между страхом и волей. Страх рисовал в его возбужденном воображении самые мрачные картины ужаса и смерти, а воля внушала ему смелость и твёрдость.
Долго в душе Белобрысика велась эта борьба. Остановившись посреди галереи, он поглядывал то вперёд, то назад. Молчание и темнота впереди устрашали его, а зияющий глаз света за его спиной наполнял его презрением к самому себе. Ему казалось, что этот глаз укоризненно глядит на него. Словно сам Павлик на него смотрит и говорит: «Вот ты опять отступаешь. Такой уж ты есть. Ничего не доводишь до конца…»
«Почему Павлик смелый, а я нет? — спрашивал себя Сашок. — Наверное потому, что он решительно доводит до конца всё, за что возьмется, независимо с какой целью. Нет! Это, вероятно, только способ, которым он пользуется. Конечно, это способ. В душе он тоже чувствует страх, но не ведёт себя как трус. Надо держаться смело. Вот и всё!» — решил наконец Белобрысик и пошёл вперёд, повторяя почти вслух: «Умри, трус, умри, трус…»
Следы шагов Хромоногого и Медведя виднелись ясно в пыли, как заячий след на свежевыпавшем снегу. Они редко останавливались. Шаги Медведя были извивающиеся. Его относило то вправо, то влево к стенам галереи. Очевидно, он был пьян. Это имело значение: пьяный человек ведет себя более шумно, не умеет сдерживаться, защищаться, нападать.
После одного поворота, на котором Белобрысик задержался немного дольше, чтобы выяснить, не угрожает ли здесь опасность, ему стали попадаться в беспорядке наваленные вдоль стен галереи каменные предметы, потемневшие от времени мраморные колонны с неразборчивыми надписями, прямоугольные плиты из разноцветного мрамора, каменные ступеньки, заржавевшие двери и куски железа.
Он остановился. Свет его фонарика прощупал галерею далеко вперёд и, не заметив ничего обеспокоительного, Сашок стал двигаться медленнее, чтобы рассмотреть любопытные предметы, встречающиеся по дороге. Здесь были целые склады разноцветных плиток, красивые каменные карнизы, изящные железные решётки, черепки больших глиняных сосудов.
Увлёкшись рассматриванием всех этих вещей, стараясь в уме собрать из разноцветных плиток узоры, прочесть попадающиеся изредка надписи, Белобрысик далеко ушёл в галерею. Опомнившись, он увидел, что ступает по пыли в галерее, в которой нет никаких следов Хромоногого и Медведя.
«Неужели я их обогнал, и они остались у меня за спиной?»
Он повернулся, испуганный и озадаченный, и затем бросился назад.