Сокровище пути (СИ)

– Желаю госпоже доброго пути, – сказал стражник, убирая руку и отступая на шаг.

Занавески колыхнулись, и ворота открылись. Паланкин покачивался. Стремительный поток подхватил их и уносил прочь, прочь от этой красивой тюрьмы.

Аяна дрожала. Её грудь свело. Она откинула крышку короба доло. Кимат спал на керио, и бархатная лошадка лежала рядом.

– На улицу Трёх Кривых Стволов, – сказала она носильщикам.

Она прижала к себе обмякшего Кимата. Осенний воздух пробирался под занавески, и многочисленные бусины и металлические кружочки на оборках их краёв позвякивали.

– Мой драгоценный... Мы на свободе. Мы на свободе! Поспи немного, сокровище моё!

65. «Варайда»

Ветер над рекой нёс запахи города, свежего лака, которым красили ворота, жареной рыбы, овощей, сточных вод, навоза, дыма, благовоний, ароматных масел, тины, осенних прелых листьев. Воздух был прохладным, и у Аяны по телу побежали мурашки, когда она вышла из паланкина.

– Вы свободны, – сказала она носильщикам, осторожно привязав спящего Кимата в керио за спину.

Когда они приплывут в Димай, ему понадобится обувь. За то время, пока она была в заключении в этой красивой тюрьме, называемой дворцом, Кимат научился ходить. А ещё она свяжет ему тёплые носки.

Она взяла короб с кемандже на плечо, потом сунула бархатную лошадку за перекрещенные полотнища на груди. Короб из-под доло был пуст. Она оставила его в паланкине.

– Госпоже это не нужно? – спросил носильщик. – Я бы взял домой для хранения вещей.

– Бери, – сказала Аяна с улыбкой. – Мне это не нужно.

Носильщики ушли, и она прошла по улице и завернула за угол забора конюшни.

Дерево, под которым был зарыт кошелёк, конечно, стояло на месте. Она ковыряла палкой в корнях, и в какой-то миг ей показалось, что её удача на сегодня исчерпана и её кошель нашли, но почти тут же наткнулась на него концом палки.

Она достала ключ и зашла в ворота конюшни господина Вадо.

– Господин Вадо, – постучала она в небольшое строение в углу двора. – Господин Вадо!

– Слушаю тебя, госпожа, – ответил тот, выходя на крыльцо. – по какому делу?

– Я пришла забрать коня... своей подруги. И её вещи. Вот ключ.

– Коня?

– Да. Она поставила его к вам в начале июня.

– А-а. Такая, светленькая.

– Конь у вас?

– А что ему будет? Она всё заплатила как положено. Только ты его не заберёшь. Он никого к себе не подпускает. Ну, она так и говорила. Морковь ест и чистить себя дает, даже расчищать уговорили... Не сразу, правда. А садиться так и не позволял никому. В поводу – упирается. Пусть она сама приходит.

– А вещи?

– Вещи-то не упираются, госпожа. Коли есть ключ – забирай.

– Хорошо.

Аяна поставила кемандже на землю и спустилась в подвал, потом нашла нужный сундук.

Мешки были на месте, она вынула их и поднялась наружу.

– Он там же стоит? – спросила Аяна.

– Да, – кивнул господин Вадо, пристально глядя на её тёмные волосы. – Подруга, небось, натерпелась за это время?

– Было дело, – сказала Аяна, развязывая мешок. Она кинула туда голубоватый флакон из кармана, достала одну из рубашек, накинула на плечи и подошла к деннику Ташты.

– Пойдём, мой хороший, – сказала она, когда он обнюхал её, узнавая. – Затянулись-то как эти три дня, да?

Вадо стоял позади них. Аяна нагрузила на Ташту мешки.

– Подожди, – сказал Вадо. – Передай своей подруге.

Он взял её ладонь и положил туда четыре серебряных.

– Я думала, ты оставишь себе, господин. За неудобства.

– Пока твоей подруги не было, ко мне приходил какой-то очень знатный господин. Он посмотрел на этого гнедого и сказал, что хочет научиться обращаться с необъезженными норовистыми лошадьми, потому что ему, мол, приглянулась одна такая лошадка. До меня он, видно, уже был у какого-то конюха, и тот сказал ему, что таких строптивых надо брать измором. Что они сдадутся, только когда почувствуют близкую смерть. А если не сдадутся, то такая лошадь всё равно никуда не годится, и её не жалко. Я ему сказал, что тот конюх неправ. Что таких лошадей нужно постепенно приучать к себе, предлагая им лакомства и с каждым днём подходя ближе. Как ты думаешь, что бы он выбрал?

Аяна не хотела отвечать на этот вопрос, потому что он очень больно отзывался у неё внутри.

– Я подумаю над этим. Но не прямо сейчас. Вадо, а когда ближайший корабль в Димай?

– На рассвете. Тебе повезло, следующий через два дня.

Он зашёл в дом и вернулся с большой лепёшкой.

– Держи. Езжай. Счастливого пути тебе, милая. Счастливого пути.

– Аллар, Ташта! Найле! Йере! Инни!

Он шёл, и она гладила его блестящие сытые бока, чесала ему пальцами шею под гривой.

Аяна доехала до порта и спешилась. Она представляла всё совсем иным. Таким, каким, по рассказам Конды, был порт Ордалла: склон горы, спускающийся к бухте, улочки у набережной, фонари, бокастые корабли у дощатых причалов.

Здесь было так, да не так. Вокруг торчали ограды открытых складов с навесами, похожими на те, под которыми сушили сено в её долине. Фонарей было много, но почти все были погашены, и от воды доносились резкие запахи тухлой рыбы и сточных вод. Чуть поодаль, на север, она заметила тускло освещённую вывеску большого постоялого двора, а дальше – ещё одну.