— Только не надо, — посоветовал шкипер, — чтобы заметили, что мы начеку и караулим их! Самое лучшее, вы сядьте у себя в каюте, затворите дверь и читайте книгу; пусть думают, что и вы спите… Ну, до свидания… А меня действительно, — добавил он, — что-то сегодня, как никогда, тянет на койку! Просто глаза слипаются совсем!
Он зевнул, пожал Урвичу руку и отправился к себе, а Урвич вышел на палубу, чтобы вздохнуть свежим воздухом перед тем, как засесть в каюте.
Когда он вышел, ему показалось, что мелькнула какая-то тень на юте у самого люка над кают-компанией.
Стоявший на небе полумесяц заволокнулся набежавшим облачком, и в полутьме трудно было разобрать, кто находился над люком.
Рулевой стоял на своём месте; это был не он.
Приблизившись, Урвич узнал старого Джона.
Не было сомнения, что он подслушивал или, может быть, хотел только подслушать то, о чём говорилось в кают-компании.
— Что вы здесь делаете? — сердито окликнул Урвич кока.
— А ничего особенного! — спокойно ответил тот, подперши руки в боки и закидывая голову.
Урвич, поражённый таким небывалым поведением Джона, оглядел его, но тот, видимо, не желая продолжать разговор, повернулся и пошёл прочь, насвистывая.
— Кой дьявол там свищет? — раздался голос с бака.
— Молчи! — повелительно отозвался старый Джон, и голос сейчас же замолк.
У английских моряков, обыкновенно всегда очень суеверных, свистеть на палубе считается преступлением, потому что это накликает неминуемую беду, и они очень ретиво относятся к этому.
Вследствие того, что рассердившийся на свист голос тотчас же замолк, когда узнал, что это был старый Джон, и не затеял с ним перебранки по поводу такого серьёзного обстоятельства, доказывало несомненный и очень большой авторитет кока.
Всё это более чем подтверждало опасения, высказанные Ноксом, и Урвич должен был убедиться, что шкипер был прав: опасность существовала или, во всяком случае, имелись несомненные признаки её.
«Ну, что ж, — стал раздумывать он, — будем ждать событий, а пока станем бодрствовать!»
Он решил, что сейчас пройдёт в каюту, только на минуту присядет на стоявшее на юте соломенное кресло, уж очень ночь была хороша!
Но, опустившись на кресло, он вдруг почувствовал во всех членах тёплую истому, и непреодолимый сон словно чем-то окутал его не только вопреки его желанию, но и вопреки тем усилиям, которые он делал, чтоб не заснуть.
XXI
Странное и вместе с тем страшное пробуждение готовилось Урвичу.
Заснул он сразу, словно камень канул в воду, и погрузился в какое-то небытие без сновидений и без ощущений.
Он никогда не мог сообразить потом, сколько он времени проспал так, очевидно приведённый в состояние сна одним из сильнодействующих наркотиков, вероятно, подмешанным в чай.
Горячую воду для чая кипятил старый Джон, и он же сам подал её.
Очнулся Урвич от неимоверной возни и шума, бывших вокруг него.
Облачка на небе разошлись, полумесяц светил ярко, и первое, что увидел Урвич, открыв глаза — синее небо и паруса «Весталки».
Он лежал, связанный, навзничь на палубе.
Среди возни и криков, заставивших его очнуться, громче других раздавался голос старого Джона, который распоряжался.
— Хватай! Хватай его сзади! — кричал он. — Вали! Да не трусь! Нас же восемь, а он один!
Урвич понял, что эти «восемь» были негодяи матросы, предводительствуемые Джоном, а «один» — несчастный шкипер, проснувшийся, видимо, вовремя, не давший связать себя и отбивавшийся теперь.
Нокс был крепок телосложением и отбивался долго, но восемь человек осилили его. Послышался их крик.
— За борт! — скомандовал Джон.
И тяжёлое тело бухнуло в воду, так что раздался всплеск, и затем всё стихло.
— Ну, с самым главным покончили! — сказал Джон. — Так-то, братец! — наставительно добавил он, очевидно, перегибаясь за борт, потому что голос его зазвучал глуше. — Ты говорил, что восемь пуль на каждого из нас по одной, а вот мы и без пальбы отделались.
Из этих слов Урвич должен был заключить, что Джон слышал, сидя у люка, весь их разговор с бедным Ноксом за чаем.
— А всё-таки, — возразил другой голос, — он не дёшево достался! Мы не знаем, как он стреляет из пистолета, но ножом он владеет отлично.
— Уберите раненых! — приказал Джон.
Значит, были и раненые, если он приказывал убрать их.
Был некоторый промежуток времени, когда продолжалась возня, на этот раз молчаливая и более миролюбивая.
— Несите в каюту! — распоряжался Джон.
— Да одного и нести не стоит, — возразили ему. — Он мёртвый.
— Кто?
— Билли-Том.
Билли-Том был один из матросов, самый молодой из всех остальных.
— Двое раненых и один убитый! Постоял за себя! — послышался возглас.
Урвич невольно в душе удивился и порадовался, что шкипер, хотя и погиб сам, но по крайней мере троим отомстил, прежде чем погибнуть.
— Ну, а с этим что мы будем делать? — услышал Урвич новый голос над собой и инстинктивно, помимо самого себя, повинуясь чувству самосохранения, закрыл глаза, чтобы представиться спящим.