Сокровище Родины

Девочка опустила за мною ковер на двери и, сама проскользнув мимо меня, прошла к больной. Она сказала ей что-то на непонятном мне гортанном языке. Больная с трудом перевела на меня глаза и, сделав усилие, произнесла:

— Вы русский?

Услышать родную речь здесь я ожидал всего менее.

— А вы, вы тоже русская? — невольно спросил я в свою очередь.

Девочка-арабка замахала мне рукой и приложила палец к губам в знак того, чтобы я молчал. Больная тяжело вздохнула и стала шевелить губами. Я прислушался.

Мне показалось, что она шепчет какое-то незнакомое слово, что-то вроде «Тотелос».

— «Тотелос?» — повторил я за нею.

Она качнула головой и снова зашептала.

— «Даделус!» — расслышал я наконец, снова повторил, но всё-таки ничего не понял.

Она закрыла глаза, показав этим, что я произнёс верно.

— Что это такое? — спросил я. — Я не знаю.

Лицо больной конвульсивно подёрнулось.

— Маяк, маяк!.. — произнесла она настолько громко, что девочка-арабка, испугавшись, дрогнула и протянула к ней руки.

Я понял, что мне хотят объяснить что-то, может быть, дать какое-нибудь поручение относительно этого маяка. Значит, он должен лежать на моём пути.

— «Даделус»… маяк, — повторял я, — он стоит в Красном море?

Глаза закрылись и ответили мне: «Да».

— Хорошо, я иду теперь в Аден, — стал спрашивать я, — «Даделус» попадётся на нашем пути?

— Да!..

— Я не морской офицер, — пояснил я, — плаваю в первый раз и потому не знаю маяков. Но «Даделус» запомню, будьте уверены… Что же дальше?

Губы больной делали новые усилия. Наконец я едва расслышал:

— Махните три раза платком…

В первую минуту я опять ничего не понял. Мне показалось сначала, что она хочет, чтобы я сейчас стал махать платком зачем-то.

Больная, видя, что я не понял, забеспокоилась.

— Вы хотите, — вдруг сообразил я, — чтобы я, проезжая мимо этого маяка, махнул платком три раза, да?

Больная радостно улыбнулась.

— Да, да!..

— Я обещаю вам, что сделаю это. Что вам ещё угодно?

Глаза остались закрытыми, губы были неподвижны. Я выждал некоторое время, чтобы дать ей отдохнуть. Девочка-арабка не спускала с неё глаз. Я тоже молча смотрел и ждал.

— Что же дальше, что ещё хотите вы, чтобы я сделал? — снова спросил я.

Больная опять открыла глаза и глянула на меня, зашевелив губами.

Но как ни вслушивался я, ничего не мог разобрать.

Я приблизился к тахте, нагнулся почти к самому лицу больной, она заметалась на своём ложе и замотала головой. Говорить она, видимо, не могла.

— Больше ничего, только махнуть три раза платком, проезжая мимо «Даделуса»? Или ещё что-нибудь? — проговорил я, желая помочь ей.

Она затихла.

— Больше ничего?

Она закрыла глаза.

Что значили эти закрытые глаза, на этот раз я не мог объяснить себе. Неужели вся её просьба состояла в том, чтобы я махнул три раза платком у «Даделуса»?

Больная снова стала метаться по постели, но видно было, что теперь делает она это непроизвольно. Судорога исказила её лицо, и руки стали вскидываться, вздрагивая.

Девочка-арабка вдруг заволновалась, заговорила на своём гортанном языке, обращаясь ко мне и показывая на дверь.

Я стоял, не зная, что мне предпринять. Припадок больной усиливался. Арабка подбежала ко мне, схватила за руку и потянула к двери. Ясно было, что она хочет, чтобы я скорее ушёл, оставив её одну с больной, с которой она знала, что делать, и знала, как успокоить её. Она старалась, как только умела, показать мне это жестами. И почти насильно вытащила она меня за дверь и там поклонилась низко, приложив руку к голове. Она благодарила меня. Вероятно, по её мнению, всё, что от меня требовалось, я исполнил.

Она протянула руку по направлению, куда мне идти, и исчезла за ковром, бесшумно опустившимся за ней.

Я остановился, прислушался: всё было тихо. Звёздное небо сияло, освещая рассеянным, сумрачным светом землю. Вдали чернели здания Порт-Саида.

Послышался отдалённый свисток парохода. Он мне напомнил, что к двум часам я должен быть на палубе.

IV

На обратном пути я только заметил, что был заведён достаточно далеко и что мне приходится сделать довольно значительный переход. Я ускорил шаг. Тёмные постройки Порт-Саида приближались, однако, медленно. По моим часам было уже два, а я ещё не достиг построек. До меня донёсся новый свисток. Я не сомневался, что это отходит наш пароход. Ждать меня он, разумеется, не мог. Будь это ещё в другом порту, можно было бы рассчитывать на любезность капитана, но тут при входе в канал требовалось соблюдать очередь и задерживать её не представлялось возможности. В два часа пароход должен был тронуться. Было несомненно, что я опоздал.

Это было очень неприятно, но никаким, впрочем, не грозило особенным несчастием. Я сообразил уже, что мне надо было делать, и успокоился.

Я мог сесть на первый же хотя бы товарный пароход, который отходил в канал вслед за нашим, и завтра догнать наш в Суэце на другом конце канала, где он должен был остановиться часа на два перед тем, чтобы идти дальше в Красное море. Вся неприятность, значит, заключалась только в том, что переход по каналу мне приходилось сделать на чужом судне и заплатить за это.

Беда выходила невелика.