Нужно сказать, что Глеб им не завидовал. Непривычные к тяжелому физическому труду, бедные бегемоты о двух ногах обливались потом и пыхтели так, что слышно было за версту. Хорошо, что их некому было слушать. (Игнатий Прокопович и Глеб, естественно, не в счет.)
На удивление вход раскопали быстро. Он был больше заплетен корнями и высокой травой, нежели завален землей. К тому же грунт оказался лёссом[59]
, и работать с ним было не так уж и трудно, как могло показаться со стороны. Когда наконец на желтом фоне песчаника нарисовалось черное пятно входа, Глеба уже бил мандраж. Это было его обычное «предполетное» состояние, означающее, что он готов к любым перипетиям в подземном поиске.— Ну, с Богом! — проникновенно сказал дядька Гнат и перекрестил Глеба.
Уставшие «казачки» наблюдали за ними с неподдельным интересом. Но этот интерес не был вызван ритуалом прощания. Их сильно заинтриговали таинственность раскопок и тот фон, на котором они происходили. Нападения на хату кошевого атамана было событием из ряда вон выходящим.
Первое время все шло по «сценарию», о котором рассказывал дядька Гнат. Сначала Глеб шел по узкому подземному ходу, которому не было видно ни конца ни края. Впрочем, опытный кладоискатель Тихомиров-младший знал, что это впечатление обманчиво. Во всем виновата темень, раздвигающая расстояния до бесконечности. Похоже, этот ход был боковым ответвлением от центральной галереи.
Завал, где погиб дружок юного Гната, находился метрах в сорока от входа. Чтобы перебраться на другую сторону, саперная лопата, которую Глеб взял с собой, не понадобилась — со временем завал слежался и просвет между полом и потолком стал шире. Он был настолько широк, что Глеб даже не переполз через него, а перешел на четвереньках.
Он попал в коридор с высоким — около двух метров — циркульным сводом и шириной не менее девяноста сантиметров. По бокам коридора были выкопаны углубления — скорее камеры — размером примерно два метра в ширину и пять в длину. Видимо, это были кельи монахов-схимников.
Глеб по ходу дела заглянул в одну из них. Вдоль стен кельи были вырезаны две лежанки и устроены полукруглые ниши для икон, свечей и лампад. И больше ничего. Глеб не нашел ни единого свечного огрызка, ни клочка ткани. Похоже, монахи тут жили очень давно, возможно, во времена татаро-монгольского нашествия.
А дальше началась та самая «чертовщина», о которой Глебу рассказывал дядька Гнат. Действительно, в нише во весь рост стоял скелет. Его руки и ноги были в цепях и оковах, прикрепленных к штырям, глубоко вбитым в стену. А в глазницы скелета какой-то умелец вмонтировал сильно фосфоресцирующие в лучах прожектора вставки — то ли из специального стекла, то ли из металла.
Во всяком случае, впечатление было жутким. «При виде такого «клиента» и впрямь можно обмочиться», — с внутренним трепетом подумал Глеб, вспомнив рассказ дядьки Гната.
А потом раздался вой. Он очень напоминал сирену воздушной тревоги и в замкнутом пространстве коридора мог произвести на неподготовленного к таким вещам человека потрясающее впечатление. Казалось, все исчадия ада голосят и бегут по подземным ходам, чтобы наказать того, кто нарушил покой скелета.
Но Глеб был прагматиком и вполне современным человеком, поэтому если и верил в мистику, то совсем немного. Он больше склонялся к мысли, что все странности человеческого бытия можно объяснить с точки зрения науки. Но, как говорится, нельзя объять необъятное. Человек многое познал в окружающем его мире, но еще больше ему придется познавать — до тех пор, пока жизнь на Земле не исчезнет и не канет в бесконечное НЕЧТО.
Секрет устрашающего воя Глеб раскрыл очень быстро. Неподалеку от ниши, в которой стоял скелет, находилась замаскированная песком широкая металлическая пластина. Любой, кто шел по коридору, должен был на нее наступить.
Когда Глеб надавил на пластину еще раз, звуки сирены умолкли. Похоже, она включала какой-то хитрый механизм, который по замыслу его создателей должен был отпугивать нечаянно (или намеренно) забредших в лабиринт людей.
Все это так, но почему скелет не рассыпался? Глеб уже безбоязненно подошел к нише вплотную и увидел, что кости соединены в единое целое медными скрепами. Там же, в углу, лежала истлевшая от времени одежда.
Глеб поковырялся в трухе лопатой и нашел лишь одну хорошо сохранившуюся вещь. Это была бронзовая бляха с изображенным на ней двуглавым имперским орлом с короной, опирающимся лапами на два якоря. Такие ремни, насколько было известно Глебу, носили матросы царского флота в войну 1914 года. Но остатки тряпья совсем не напоминали флотскую форму. Наверное, распятый в нише человек прикупил матросский ремень по случаю.
Тихомиров-младший очистил бляху от песчинок и посмотрел на нее с другой стороны. Все верно, он не ошибся, владелец ремня оставил свою метку — на прочной бронзе бляхи были выцарапаны кончиком ножа буквы, которые сложились в имя «ПЕТРЯ». Похоже, владельцем одежды и ремня был молдаванин.