Сокровище семи звезд

– Вы же знаете, мэм, – продолжала она, – когда на половине слуг поселяется страх, от него, почитай, уже не избавиться. Слуги придут, но быстро и уйдут: их ничем не удержишь. Они все одно не останутся. А даже если и останутся отрабатывать положенный месяц после уведомления, то устроят вам такую жизнь, что вы ежечасно будете жалеть, что взяли их в услужение. И женщины-то не подарок, эти дерзкие негодницы, но мужчины еще хуже!

Ни видом своим, ни голосом не обнаружив беспокойства или возмущения, мисс Трелони ответила:

– Давайте, миссис Грант, попробуем обойтись теми, кто остался. Пока мой дорогой отец болен, принимать гостей мы не будем, так что обслуживать придется лишь нас троих. Но если, по-вашему, оставшихся слуг недостаточно, я найму еще нескольких им в подмогу. Полагаю, найти двух-трех горничных не составит труда; возможно, у вас уже есть кто-нибудь на примете. И пожалуйста, имейте в виду, что новые служанки – если они нам подойдут и останутся в доме – должны получать такое же жалованье, как и нынешние. Разумеется, миссис Грант, хотя я никоим образом не приравниваю вас к служанкам, мое решение о двойном жалованье распространяется и на вас тоже.

С этими словами она протянула свою тонкую изящную руку, которую домоправительница взяла и поцеловала с непринужденностью старшей женщины, опекающей младшую. Я не мог не восхититься великодушным обхождением мисс Трелони со слугами и мысленно согласился с замечанием, которое миссис Грант вполголоса обронила, выходя из комнаты:

– Неудивительно, что наш дом сродни королевскому дворцу, когда хозяйка ни дать ни взять принцесса!

«Принцесса»! Вот именно! Эта мысль отозвалась во мне восторгом, ярко высветив в моей памяти незабвенное мгновение, когда я впервые увидел мисс Трелони на балу в доме на Белгрейв-сквер. Царственная красавица – высокая и стройная, в грациозной плавности движений подобная лилии или лотосу, что тихо колеблются на водной глади. На ней было свободно ниспадавшее платье из тончайшей черной ткани с золотой нитью. Волосы украшала старинная египетская драгоценность – маленький хрустальный диск в обрамлении острых перьев, вырезанных из лазурита. На запястье у нее был тяжелый браслет, тоже старинной работы, в виде двух раскрытых златокованых крыльев с перьями из самоцветов. Несмотря на всю любезность, которую она выказала мне, когда хозяйка дома представила нас друг другу, поначалу я отчаянно робел перед нею. И лишь позже, во время нашей прогулки по реке, я начал постигать ее милую и нежную душу, и мой боязливый трепет сменился иным чувством.

Некоторое время мисс Трелони сидела за столом, делая какие-то хозяйственные записи или заметки для памяти, затем отложила бумаги в сторону и послала за преданными слугами. Посчитав, что ей будет удобнее поговорить с ними наедине, я вышел из комнаты, а когда вернулся, в глазах у нее еще блестели слезы.

Следующий важный разговор, в котором я принял самое непосредственное участие, оказался еще более неприятным и встревожил меня не в пример сильнее. Ближе к вечеру в кабинет, где я находился, вошел сержант Доу. Бесшумно закрыв за собой дверь и удостоверившись, что мы одни, он приблизился ко мне.

– В чем дело? – спросил я. – Вижу, вы хотите поговорить со мной с глазу на глаз.

– Так точно, сэр. Могу ли я рассчитывать, что этот разговор останется между нами?

– Разумеется. Во всем, что касается мисс Трелони – и, разумеется, мистера Трелони, – вы можете быть со мной совершенно откровенны. Насколько я понимаю, мы оба хотим оказать им всю посильную помощь.

После недолгого колебания сержант сказал:

– Как вам известно, сэр, у меня есть свои непреложные обязанности, и вы меня достаточно хорошо знаете, чтобы понимать, что я их выполню. Я полицейский, детектив, и мой долг – беспристрастно установить все факты порученного мне дела. Я предпочел бы поговорить с вами строго конфиденциально, не принимая во внимание ничей долг перед кем-либо, кроме моего долга перед Скотленд-Ярдом.

– Конечно, конечно! – машинально произнес я, внутренне холодея, неведомо почему. – Будьте со мной полностью откровенны. Даю слово, все останется между нами.

– Благодарю вас, сэр. Полагаю, о нашем разговоре не следует знать никому – ни самой мисс Трелони, ни даже мистеру Трелони, когда он очнется.

– Безусловно, если вы ставите такое условие, – довольно сухо ответил я.

Заметив перемену в моем голосе и выражении лица, сержант сказал извиняющимся тоном:

– Прошу прощения, сэр, но мне и заговаривать-то с вами на эту тему не положено. Просто я давно вас знаю и уверен, что вам можно доверять. Не столько даже вашему слову, сэр, – хотя на него я полагаюсь всецело, – сколько вашему благоразумию!

Я кивнул:

– Продолжайте.

Доу не мешкая приступил к сути вопроса:

– Я снова и снова обдумывал это дело, сэр, пока голова не начинала идти кругом, но по-прежнему не нахожу никакой удовлетворительной разгадки. В ночь каждого покушения, как нам известно, в дом никто не входил и уж точно никто не выходил. Какой отсюда напрашивается вывод?