Сокровище семи звезд

Рядом с саркофагом стоял низкий столик из зеленого камня с красными прожилками, похожего на гелиотроп. Каждую из четырех его ножек, выполненную в виде шакальей лапы, обвивала змея с разверстой пастью, искусно отлитая из чистого золота. На столике покоился красивейший каменный сундучок или ларец весьма необычной формы – он напоминал маленький гробик, только стенки у него с одного конца не срезались торцевой плоскостью, а сходились в точку, и, таким образом, он представлял собой неправильный семигранник: по две грани с обеих продольных сторон, верх, низ и один торец. Ларец был вырезан из цельного камня неизвестной мне породы. У самого основания он был густо-зеленым, как изумруд, но непрозрачным, разумеется, хотя и ни в коем случае не тусклым. Необычайно твердый, он имел поразительной красоты текстуру и идеально гладкую – как у отшлифованного алмаза – поверхность. Ближе к верху ларца цвет его становился все светлее – плавные переходы тонов практически не улавливались зрением – и, в конце концов, принимал изысканный оттенок желтого, близкий к оранжевому. Минерал не походил ни на один из камней, драгоценных, полудрагоценных или поделочных, какие я видел когда-либо. Я решил, что он относится к какой-то уникальной материнской породе какого-то драгоценного камня. Вся поверхность ларца за исключением нескольких мест была сплошь испещрена крохотными иероглифическими рисунками, искусно вырезанными и покрытыми той же сине-зеленой минеральной краской, что и пиктограммы на саркофаге. Ларец имел около двух с половиной футов в длину, примерно вдвое меньше в ширину и без малого фут в высоту. Места, не заполненные иероглифами, находились на крышке, располагались там неупорядоченно и выглядели полупрозрачными. Я попробовал поднять крышку, дабы выяснить, не просвечивает ли минерал, но она оказалась закреплена намертво. Крышка была пригнана к корпусу так плотно, что ларец на вид казался цельным каменным семигранником, внутри которого каким-то непостижимым образом вырезана полость. И на гранях, и на кромках имелись странного вида и непонятного назначения длинные выступы, вытесанные столь же мастерски, как и прочие части сундучка, являвшего собой превосходный образец камнерезного искусства. На каждом из них была выемка особой причудливой формы, и все они также были покрыты иероглифами, тонко высеченными и залитыми все той же сине-зеленой краской.

По другую сторону от огромного саркофага находился еще один низкий столик – алебастровый, с вырезанными на нем фигурами египетских богов и знаками зодиака. Там стоял прозрачный ящичек размером в квадратный фут – из пластин горного хрусталя в каркасе красного золота, тоже весь испещренный иероглифами, выкрашенными в уже знакомый мне сине-зеленый цвет. Выглядел он вполне современно, чего не скажешь о его содержимом.

В нем, на подушечке из шелковой ткани цвета старого золота, покоилась мумифицированная кисть руки поистине поразительного совершенства. Узкая женская кисть с длинными тонкими пальцами, сохранившаяся почти такой же, какой она поступила к бальзамировщику тысячи лет назад. Бальзамирование не отняло у нее красоты и изящества; даже чуть согнутое запястье, казалось, не утратило гибкости. Бледно-смуглая кожа цвета старой слоновой кости наводила на мысль о жизни под жарким солнцем, но преимущественно в тени. Рука имела удивительнейшую особенность: на ней насчитывалось семь пальцев – два указательных и два средних помимо большого, безымянного и мизинца. Буро-красные клочья по краям запястья заставляли предположить, что кисть была грубо оторвана от предплечья. На подушечке рядом с ней лежал маленький скарабей, искусно вырезанный из изумруда.

– Вот еще одна из тайн отца. Когда я спросила у него, что это такое, он ответил: «Пожалуй, вторая по ценности вещь в моем собрании древностей», – а когда полюбопытствовала, какая же первая, он отказался отвечать и вообще запретил мне задавать вопросы на сей счет. «В свое время я все расскажу тебе и о ней тоже… если буду жив!»

«Если буду жив!» – опять эта фраза. Похоже, эти три предмета – саркофаг, ларец и рука – составляли некую триединую тайну!

В этот момент мисс Трелони отозвали по какому-то домашнему делу, и я продолжил осмотр экспонатов в одиночестве, но теперь, в отсутствие девушки, они потеряли для меня прежнее очарование. Позже меня пригласили в будуар, где она обсуждала с миссис Грант вопрос о комнате для мистера Корбека. Они не могли определиться, где разместить гостя: рядом со спальней мистера Трелони или же подальше от нее, – и решили посоветоваться со мной. Я рассудил, что пока мистеру Корбеку лучше находиться в отдалении от комнаты больного, а при надобности мистера Корбека всегда можно будет переселить поближе. Когда миссис Грант ушла, я спросил мисс Трелони, почему убранство будуара столь разительно отличается от обстановки всех остальных помещений дома.