– Согласно представлениям древних египтян, воскрешение происходит лишь однажды, – ответил мистер Трелони. – Иные считали, что возрождается именно физическое тело, причем в материальном мире. Но, по общему мнению, бесплотный дух обретал счастье в райских полях, где вдоволь пищи и голод никому не грозит, где всегда есть вода и хороший тростник, а соответственно, и все радости, о каких только могут мечтать обитатели сухих и жарких земель.
Маргарет снова заговорила – серьезным и пылким тоном, свидетельствовавшим о глубокой ее убежденности в своих словах:
– В таком случае мне понятно, какова была мечта этой великой, мудрой, благородной женщины из давнего прошлого, чья душа без малого пять тысячелетий терпеливо ждала подходящего часа. Мечта о грядущей любви – любви, которую она надеялась пробудить в ком-то по своем возрождении в новом, незнакомом ей мире. Любви, о которой мечтает каждая женщина в любую эпоху, в любом краю и под любым солнцем: и язычница, и христианка, – к какому бы сословию она ни принадлежала и кем бы ни была по роду занятий, какие бы радости или горести ни ведала в своей жизни. О, я знаю! Знаю! Я женщина – и знаю женское сердце. Что значили недостаток или изобилие пищи, сытость или голод для нее, рожденной во дворце, под сенью короны двух Египтов! Что значили тростниковые болота или журчащие ручьи для нее, чьи барки ходили по всему великому Нилу, от горных истоков до моря! Что значили мелкие радости или свобода от мелких страхов для нее, которая одним мановением руки могла бросить войска в битву или призвать к каскадам своего дворца весь цвет мировой торговли! Для нее, по чьему велению вырастали храмы, где собирались древние сокровища искусства, кои она с усердием и радостью восстанавливала! Для нее, по чьей воле разверзлась крутая скала, обратившись в гробницу, сообразную с ее замыслом! Конечно, конечно же, у такой женщины были самые возвышенные мечтания! Я чувствую их в своем сердце, я вижу их будто воочию!
Говорила Маргарет с необычайным воодушевлением, и глаза ее – бездонные темные глаза, увлажненные слезами волнения, – смотрели куда-то вдаль, словно видели нечто недоступное взору смертных. Казалось, сейчас ее устами говорила сама душа египетской царицы, и мы зачарованно внимали каждому слову.
– Я вижу, как она в одиночестве и безмолвии своего горделивого могущества грезит о краях, совершенно непохожих на знакомые ей. Об иной земле, что лежит где-то далеко-далеко под куполом тихой ночи, озаренная светом прекрасных холодных звезд. О земле под Полярной звездой, откуда прилетают благотворные свежие ветры, остужающие раскаленный воздух пустыни. О далекой земле, одетой сладостным покровом зелени. Где нет злокозненных жрецов, идущих к власти через мрачные храмы и еще более мрачные усыпальницы, через бесконечный ритуал смерти! Где любовь не низменная потребность, но божественный дар, ниспосланный свыше! Где непременно найдется родственная душа, которая станет говорить с ней через смертные уста и сольется с ее душой в блаженном единстве, когда два дыхания смешаются в одно! Я знаю это чувство, ведь сама испытала его в полной мере. И могу говорить о нем сейчас, когда великое счастье любви вошло в мою жизнь и дало мне право судить не просто о чувствах, но о самой душе прелестной царицы, разительно непохожей на своих современников и далеко опередившей свою эпоху! О женщине, чья воля, облеченная в слово, повелевала силами Нижнего мира и чье страстное устремление, даже просто обозначенное иероглифами на звездном рубине, давало власть над всем пантеоном верховных богов. И она, безусловно, обретет счастье, когда мечта ее осуществится!
Мы, взрослые мужчины, все обратились в слух, пока юная девушка излагала свое понимание замысла и целей великой женщины, жившей в далекой древности. Каждое ее слово и каждая интонация дышали неколебимой убежденностью. Возвышенность ее мыслей словно возвысила и нас, ей внимавших. Исполненные глубокого смысла слова, лившиеся с мелодическими модуляциями и тонко вибрировавшие от внутренней силы, казалось, исходили из некоего прекрасного музыкального инструмента первозданных стихий. Самый голос Маргарет звучал незнакомо, и мы слушали так, будто перед нами вдруг явилось неведомое существо из неведомого мира. Лицо ее отца сияло восторгом, вполне мне понятным. Я хорошо представлял себе, какое счастье испытывает он сейчас, когда воротился после продолжительного пребывания в мире грез в знакомый ему мир, чтобы обнаружить в своей дочери, чью натуру он доселе толком не знал, такую преданную любовь, такую духовную прозорливость, такое просвещенное воображение и… и… Все остальное он надеялся открыть для себя позднее!