Весь день мы только и говорили что о великом эксперименте, всецело занимавшем наши мысли. Мистер Трелони с течением времени воодушевлялся все сильнее, и надежда в нем постепенно перерастала в уверенность. Доктор Винчестер, похоже, заразился его настроением, хотя изредка все же сообщал какой-нибудь научный факт, в чем-то противоречивший доводам мистера Трелони, а то и вовсе опровергавший иные из них. Мистер Корбек, с другой стороны, воспринимал все довольно скептически. Пока мы трое увлеченно развивали всевозможные гипотезы, он просто оставался на своих изначальных позициях, отчего и создавалось впечатление, будто он относится к ним неодобрительно, если не крайне отрицательно.
Маргарет же, казалось, была полностью поглощена собой – то ли своими чувствами, которые приобрели некое новое качество, то ли какой-то внутренней борьбой, более серьезной, чем прежде. Почти все время она сидела с отрешенным видом, словно в глубокой задумчивости, из которой выходила, лишь когда что-нибудь нарушало однообразие путешествия: например, поезд останавливался на станции или с грохотом проносился через виадук, порождая эхо среди окрестных холмов и скал. Всякий раз в такие моменты Маргарет тотчас вступала в разговор, стараясь показать, что, какие бы отвлеченные мысли ее ни одолевали, она внимательно следит за происходящим вокруг. Ее обращение со мной странно переменилось. Порой в нем сквозила отчужденность, полузастенчивая, полувысокомерная, какой раньше никогда и в помине не было, а порой вдруг ее взгляд и весь облик исполнялись столь пылкой нежности, что у меня голова кружилась от восторга.
Поездка прошла без происшествий, если не считать одного незначительного события, которое произошло глухой ночью, когда мы все спали, а потому нас не потревожило. Мы узнали о нем только наутро от словоохотливого кондуктора. На перегоне между Долишем и Тинмутом поезд остановил человек, стоявший прямо на путях и размахивавший факелом. Затормозив, машинист обнаружил, что чуть дальше с высокого откоса сошел небольшой оползень. Оказалось, впрочем, что рельсы не засыпало, и машинист продолжил движение, весьма недовольный задержкой. «На этой чертовой ветке, доложу я вам, слишком уж строго с безопасностью», – закончил кондуктор.
В Вестертон мы прибыли около девяти вечера. Телеги с лошадьми уже ждали, и разгрузка вагонов началась без промедления. Поскольку рабочие хорошо знали свое дело, надзирать за ними мы не стали – не мешкая сели в экипаж, ожидавший нас у станции, и покатили сквозь ночную тьму в Киллион.
Озаренный лунным светом дом, явившийся нашим взорам, выглядел очень внушительно: огромное каменное здание времен якобинства, стоявшее на краю утеса высоко над морем. Когда экипаж прогрохотал по плавно изогнутой дороге, прорубленной в скале, и выехал на широкое плато, где находился дом, мы услышали глухой рокот волн, набегавших на камни далеко внизу, и в лицо нам повеяло влажной свежестью морского воздуха. Мы сразу поняли, как хорошо укрыты от внешнего мира здесь, на вершине утеса над морем.
В доме все было готово к нашему приезду. Миссис Грант и слуги потрудились на славу: все вокруг пребывало в порядке и сияло чистотой. Бегло осмотрев главные комнаты, мы разошлись, чтобы умыться и переодеться после долгого путешествия, занявшего больше суток.
Мы отужинали в большой столовой в южной части дома, буквально нависавшей над морем. Шум волн доносился приглушенно, но не стихал ни на миг. Небольшой скалистый мыс выдавался довольно далеко в море, и потому северная сторона дома находилась на открытом месте; крутые скалы, стеной вздымавшиеся вокруг и обступавшие дом с трех сторон, не закрывали, однако, вида на север. Вдали, на другом берегу залива, мерцали огни замка и кое-где слабо светились окна рыбацких хижин. Море расстилалось подобием темно-синей равнины, на которой там и сям, на горбах набухавших волн, сверкали отблески звездного света.
После ужина мы все переместились в оборудованную под кабинет комнату, смежную со спальней мистера Трелони. Когда мы вошли, мне сразу бросился в глаза большой сейф, похожий на тот, что стоял у него в комнате в Лондоне. Мистер Трелони проследовал к столу и положил на него извлеченный из кармана кошелек, при этом слегка придавив его ладонью. В следующее мгновение он вдруг страшно побледнел и дрожащими руками стал открывать его, бормоча при этом:
– Он явно потерял в толщине… Надеюсь, там все на месте!..
Мы, трое мужчин, живо подступили вплотную к мистеру Трелони. Спокойствие хранила одна лишь Маргарет: молча стояла поодаль от нас, прямая и неподвижная точно статуя, с отсутствующим выражением лица, словно не понимая или не желая знать, что здесь происходит.
В совершенном отчаянии мистер Трелони рывком раскрыл кармашек, куда накануне вечером спрятал рубин семи звезд, бессильно рухнул в кресло, стоявшее рядом, и хрипло проговорил:
– О боже!.. Камень пропал! Без него великий эксперимент не сможет состояться!