Сокровище тамплиеров

— Ты прав — «но». И всё же ты ошибаешься. Правила ордена запрещают сдаваться противнику, меньше чем в пять раз превосходящему храмовников числом, но сегодня сарацинов было куда больше. Лучше сдаться, быть выкупленным и продолжить борьбу, чем бессмысленно погибнуть в безнадёжной схватке. Однако мы не погибли, не попали в плен, и нам нужно выполнять свой долг. Мы должны найти способ вернуться в Ла Сафури, чтобы известить о случившемся, а оттуда отправиться в Иерусалим. Давай продумаем, каким путём двинемся. Если Саладин разделил своё войско на две армии, которые находятся к югу и к востоку от нас, придётся вернуться той же дорогой, какой мы сюда явились, в надежде избежать патрулей. Надежда невелика, поскольку сарацины будут прочёсывать местность в поисках уцелевших, таких как мы. Ну-ка, помоги сесть.

Но едва Морэй начал осторожно приподнимать товарища, обхватив его за талию, как Синклер стиснул зубы от боли, краска снова отхлынула от его лица, на лбу и губах выступили бисеринки пота. Испуганный Морэй не знал, что делать, и никак не мог уразуметь, почему Синклер настойчиво пытается повернуться на правый бок. Только в самый последний момент до Морэя дошло, и как раз вовремя: он едва успел отстраниться, когда Синклера вырвало.

Потом Синклер долго лежал, дрожа и пытаясь отдышаться, слабо мотая головой. Лаклан Морэй сидел рядом, ломая пальцы и гадая, что же делать, чем помочь другу.

Мало-помалу затруднённое дыхание раненого выровнялось, он распахнул глаза и посмотрел на Морэя.

— Лубки, — слабым голосом произнёс Синклер. — Нужно забрать мою руку в лубки и закрепить их, иначе я не смогу пошевелиться. Найдётся здесь что-нибудь подходящее?

— Не знаю. Схожу посмотрю.

И снова Морэй выбрался из убежища и скрылся, оставив Синклера одного. На сей раз храмовник утратил всякое ощущение времени и понятия не имел, долго ли оставался один. Но, открыв глаза, он увидел над собой участливое лицо Морэя.

— Нашёл что-нибудь?

Морэй покачал головой.

— Нет, ничего подходящего. Только несколько древков от стрел, но они слишком лёгкие и гибкие.

— Копья. Нам нужно хорошее древко копья.

— Это я понимаю, но, похоже, сарацины собрали и унесли всё оружие. И само собой, забрали коней. Мне придётся поискать древко копья выше по склону.

— Тогда я пойду с тобой, только дождёмся сумерек. Здесь оставаться нельзя, а разделяться слишком опасно. Разрежем мою рубашку на полосы, как следует примотаем сломанную руку к груди, и я буду опираться на тебя, как на костыль.

К счастью, моя правая рука не пострадала и в случае чего я смогу взяться за меч.

Морэй всё же сделал несколько вылазок и нашёл стрелы, чтобы смастерить временный лубок. К тому времени, когда сломанная рука Синклера была зафиксирована так, что храмовник мог двигаться, не чувствуя сильной боли, уже смеркалось.

Когда друзья решили, что сумерки сгустились достаточно, чтобы их укрыть, но недостаточно, чтобы нельзя было разглядеть дороги, они направились вверх, к гребню хребта, уходившего к горизонту. Карабкались они медленно. Путь по круче давался нелегко, и, хотя они старались получше позаботиться о руке Синклера, тряска и напряжение давали о себе знать. Спустя несколько часов у Синклера пропало всякое желание разговаривать, но он упорно тащился вперёд, глядя перед собой отсутствующим взглядом, кривясь от боли и крепко держась здоровой рукой за локоть Лаклана Морэя.

Сам Лаклан с сожалением убедился, что ошибся, когда предположил, что все сарацины спустились с горы. Раздавшийся в полумраке взрыв смеха предостерёг его, известив, что рыцари здесь не одни.

Оставив Синклера среди нагромождения валунов, Морэй пробрался туда, откуда можно было разглядеть вершину хребта Хаттин. Он увидел несколько больших палаток, а вокруг — много сарацинских часовых, явно пребывавших в самом весёлом расположении духа. Этого оказалось достаточно, чтобы Морэй отступил и повёл друга совсем в другую сторону, на северо-запад, подальше от сарацинов, прямиком к Ла Сафури и его оазису.

* * *

Первую ночь они шли от заката до рассвета, хотя и не могли двигаться с привычной скоростью: лишившись коней, рыцари вынуждены были брести, как пехотинцы. Правда, когда они перевалили через гребень и двинулись вниз, в направлении Ла Сафури, идти стало полегче. Но после семи часов ходьбы Морэй прикинул, что они не одолели и половины пути. Хорошо хоть, что чем дальше оставалось поле боя, тем больше слабела вонь обугленного подлеска, да и само злосчастное поле теперь укрывала завеса мрака. Друзьям повезло: за всё время они лишь дважды спотыкались о трупы, причём один оказался конским, возле которого валялся бурдюк с водой. Рыцари утолили жажду, и это придало им сил.