Не зная, многое ли сейчас способен уяснить храмовник, Морэй тем не менее терпеливо рассказал другу обо всех событиях дня и объяснил, что теперь им придётся двигаться на юго-запад, к Назарету, снова ночью, чтобы избежать сарацинских патрулей. Его тревожило одно — по силам ли раненому такая задача. Но тут у него полегчало на душе: Синклер прикрыл глаза, слегка улыбнулся и слабым ровным голосом ответил, что пройдёт столько, сколько потребуется, если Морэй будет поддерживать его и указывать, куда идти.
Это простодушное заверение, данное столь безыскусно и мужественно, стало для Лаклана Морэя преддверием ада.
После разговора друзей не прошло и часа — и оказалось, что Александр Синклер при попытке подняться тут же теряет сознание. До сих пор он не спал и вроде был в полном сознании, но как только Морэй закинул его здоровую руку себе на плечо и осторожно поднял раненого на ноги, как Синклер мгновенно мёртвым грузом повис на товарище, едва его не повалив. Тяжело дыша и бормоча бессмысленные ободряющие слова, Морэй ухитрился снова уложить тамплиера, а не уронить на сломанную руку. Потом опустился на колени, с испугом всматриваясь в искажённое болью лицо. Ситуация казалась безнадёжной, и он чувствовал нарастающее отчаяние.
Но, стоя на коленях возле Синклера и глядя в его лицо, Морэй вдруг вспомнил своего старого друга и родича, бывшего капитана, лорда Джорджа Морэя. Два года назад тот тоже был ранен, да так тяжело, что никто не сомневался в его близкой кончине. Но шотландский дворянин не только выжил, но и полностью выздоровел благодаря стараниям сирийского врача по имени Имад аль-Ашраф. Лаклан Морэй хорошо помнил, что Имад аль-Ашраф спас жизнь лорда Джорджа с помощью волшебного белого порошка, который облегчил боль раненого и держал его в беспамятстве, давая тем самым искалеченному телу время исцелиться.
Морэй потянулся к висящей на поясе сумке, запустил два пальца в отдельный кармашек и нащупал мягкий мешочек из козлиной кожи, прикреплённый изнутри несколькими стёжками. Вызванный по срочному делу аль-Ашраф объявил, что самое худшее для раненого позади и что лорд Джордж выздоровеет без помощи врача, если не наделает глупостей и не станет рисковать своим здоровьем. Лаклан, который почти не отходил от постели лорда с того момента, как тот был ранен, заверил сирийского врача, что готов присмотреть за родственником. Аль-Ашраф склонил голову, признавая ответственность, которую взял на себя давший такие обязательства человек, и перед отъездом снабдил Морэя необходимыми наставлениями. Вместе с ними он вручил шотландцу маленький пакетик с восемью тщательно отмеренными порциями волшебного белого порошка, который врач называл опиатом. Аль-Ашраф серьёзно предостерёг насчёт последствий небрежного использования лекарства или слишком частого его применения и перечислил признаки, при которых больному можно давать снадобье. Морэй слушал внимательно, с готовностью повторял усвоенное, и удовлетворённый аль-Ашраф счёл возможным доверить ему порошок, способный облегчить боль или, по крайней мере, дать раненому забыться во сне.
Повинуясь наставлениям врача, Морэй использовал только четыре порции из восьми, пока выхаживал лорда Джорджа. Всякий раз, дав раненому лекарство, он удивлялся, как быстро зелье успокаивало, погружало в сон и, похоже, лишало сил. Под действием опиата человек не мог даже ворочаться и метаться в бреду.
С тех пор Морэй носил с собой оставшиеся четыре порции, слепо веря, что когда-нибудь волшебная сила порошка может понадобиться ему самому. Он понимал — если возникнет такая необходимость, он вряд ли сможет помочь себе сам, потому что будет слишком болен или слишком серьёзно ранен. И всё равно он никому не рассказал о лекарстве, полагая, что столь ценное снадобье может принести его владельцу беду.
Пальцы Морэя сжались на маленьком мешочке, но шотландский рыцарь колебался. А вдруг при своих скудных познаниях он подвергнет друга опасности? Ведь хотя снадобье и доказало свою силу, Морэя предупреждали, что при неверном применении оно таит в себе угрозу. Кроме того, даже если лекарство и облегчит состояние Синклера, оно наверняка не позволит им сегодня покинуть это место, поскольку раненый надолго погрузится в беспробудный сон. С другой стороны, Синклер страдал и другого средства помочь ему не было.
Медленно, неохотно Морэй высвободил маленький пакетик и, открыв его, уставился на четыре крохотных свёрточка из белого муслина, в который были завёрнуты четыре оставшиеся порции. С волнением и трепетом он бережно развернул аккуратный пакетик, высыпал порошок в свою чашу, налил туда воды, перемешал, приподнял голову друга и помог ему проглотить снадобье, не пролив ни капли.
Потом Морэй снова поудобнее уложил Синклера и сел у него в ногах. Ждать пришлось недолго: не прошло и нескольких минут, как Синклер погрузился в глубокий сон. Его дыхание сделалось ровным. При виде этих перемен Морэй почувствовал облегчение, но криво усмехнулся, гадая, что же теперь с ними будет.