Читаем Сокровище тамплиеров полностью

Не зная, многое ли сейчас способен уяснить храмовник, Морэй тем не менее терпеливо рассказал другу обо всех событиях дня и объяснил, что теперь им придётся двигаться на юго-запад, к Назарету, снова ночью, чтобы избежать сарацинских патрулей. Его тревожило одно — по силам ли раненому такая задача. Но тут у него полегчало на душе: Синклер прикрыл глаза, слегка улыбнулся и слабым ровным голосом ответил, что пройдёт столько, сколько потребуется, если Морэй будет поддерживать его и указывать, куда идти.

Это простодушное заверение, данное столь безыскусно и мужественно, стало для Лаклана Морэя преддверием ада.

После разговора друзей не прошло и часа — и оказалось, что Александр Синклер при попытке подняться тут же теряет сознание. До сих пор он не спал и вроде был в полном сознании, но как только Морэй закинул его здоровую руку себе на плечо и осторожно поднял раненого на ноги, как Синклер мгновенно мёртвым грузом повис на товарище, едва его не повалив. Тяжело дыша и бормоча бессмысленные ободряющие слова, Морэй ухитрился снова уложить тамплиера, а не уронить на сломанную руку. Потом опустился на колени, с испугом всматриваясь в искажённое болью лицо. Ситуация казалась безнадёжной, и он чувствовал нарастающее отчаяние.

Но, стоя на коленях возле Синклера и глядя в его лицо, Морэй вдруг вспомнил своего старого друга и родича, бывшего капитана, лорда Джорджа Морэя. Два года назад тот тоже был ранен, да так тяжело, что никто не сомневался в его близкой кончине. Но шотландский дворянин не только выжил, но и полностью выздоровел благодаря стараниям сирийского врача по имени Имад аль-Ашраф. Лаклан Морэй хорошо помнил, что Имад аль-Ашраф спас жизнь лорда Джорджа с помощью волшебного белого порошка, который облегчил боль раненого и держал его в беспамятстве, давая тем самым искалеченному телу время исцелиться.

Морэй потянулся к висящей на поясе сумке, запустил два пальца в отдельный кармашек и нащупал мягкий мешочек из козлиной кожи, прикреплённый изнутри несколькими стёжками. Вызванный по срочному делу аль-Ашраф объявил, что самое худшее для раненого позади и что лорд Джордж выздоровеет без помощи врача, если не наделает глупостей и не станет рисковать своим здоровьем. Лаклан, который почти не отходил от постели лорда с того момента, как тот был ранен, заверил сирийского врача, что готов присмотреть за родственником. Аль-Ашраф склонил голову, признавая ответственность, которую взял на себя давший такие обязательства человек, и перед отъездом снабдил Морэя необходимыми наставлениями. Вместе с ними он вручил шотландцу маленький пакетик с восемью тщательно отмеренными порциями волшебного белого порошка, который врач называл опиатом. Аль-Ашраф серьёзно предостерёг насчёт последствий небрежного использования лекарства или слишком частого его применения и перечислил признаки, при которых больному можно давать снадобье. Морэй слушал внимательно, с готовностью повторял усвоенное, и удовлетворённый аль-Ашраф счёл возможным доверить ему порошок, способный облегчить боль или, по крайней мере, дать раненому забыться во сне.

Повинуясь наставлениям врача, Морэй использовал только четыре порции из восьми, пока выхаживал лорда Джорджа. Всякий раз, дав раненому лекарство, он удивлялся, как быстро зелье успокаивало, погружало в сон и, похоже, лишало сил. Под действием опиата человек не мог даже ворочаться и метаться в бреду.

С тех пор Морэй носил с собой оставшиеся четыре порции, слепо веря, что когда-нибудь волшебная сила порошка может понадобиться ему самому. Он понимал — если возникнет такая необходимость, он вряд ли сможет помочь себе сам, потому что будет слишком болен или слишком серьёзно ранен. И всё равно он никому не рассказал о лекарстве, полагая, что столь ценное снадобье может принести его владельцу беду.

Пальцы Морэя сжались на маленьком мешочке, но шотландский рыцарь колебался. А вдруг при своих скудных познаниях он подвергнет друга опасности? Ведь хотя снадобье и доказало свою силу, Морэя предупреждали, что при неверном применении оно таит в себе угрозу. Кроме того, даже если лекарство и облегчит состояние Синклера, оно наверняка не позволит им сегодня покинуть это место, поскольку раненый надолго погрузится в беспробудный сон. С другой стороны, Синклер страдал и другого средства помочь ему не было.

Медленно, неохотно Морэй высвободил маленький пакетик и, открыв его, уставился на четыре крохотных свёрточка из белого муслина, в который были завёрнуты четыре оставшиеся порции. С волнением и трепетом он бережно развернул аккуратный пакетик, высыпал порошок в свою чашу, налил туда воды, перемешал, приподнял голову друга и помог ему проглотить снадобье, не пролив ни капли.

Потом Морэй снова поудобнее уложил Синклера и сел у него в ногах. Ждать пришлось недолго: не прошло и нескольких минут, как Синклер погрузился в глубокий сон. Его дыхание сделалось ровным. При виде этих перемен Морэй почувствовал облегчение, но криво усмехнулся, гадая, что же теперь с ними будет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги