— Знаю. Но мы сразу понравились друг другу, возможно, из-за обстоятельств, сопутствовавших нашему знакомству. Так уж получилось, что мы оказались единственными молодыми людьми на весьма серьёзном сборище седобородых старцев. Тихонько пересмеиваясь, мы с Бернаром не могли не сблизиться. Вот он-то и поведал мне подробнейшим образом об издевательствах над одним незадачливым евреем... Думаю, не первым, который пострадал подобным образом. В то время меня не было в Лондоне, а когда я вернулся, Бернар рассказал мне обо всём, со всеми отвратительными подробностями. Он был потрясён, и его рассказ потряс и меня.
— И ты говоришь, что Ричард потворствует подобному безобразию?
Андре издал лающий звук, отдалённо напоминающий невесёлый смех.
— Потворствует? Лучше сказать — поощряет. Отец, таково представление Ричарда о весёлой забаве для его приятелей.
Андре на миг отвёл глаза, потом снова посмотрел на отца, который стоял как громом поражённый.
— Насколько я понимаю, первый раз всё вышло непреднамеренно, — сказал молодой рыцарь. — Как бы само собой. Кто-то из Золотого Клана стал сетовать, что задолжал денег одному еврею...
— Золотой Клан? Что это такое?
Андре, нахмурившись, покачал головой.
— Простите, отец, я должен был подумать, что вы, как человек далёкий от всех придворных непристойностей, можете этого не знать. С некоторых пор таким уничижительным названием в Англии именуют круг самых закадычных приятелей Ричарда, объединённых противоестественными склонностями, то есть отсутствием влечения к женщинам. Раньше их называли Позолоченными Меринами, пока кто-то не заметил, что они не мерины, а скорее жеребцы, только кроют не кобыл, а друг друга.
— Да, уж это точно. И что тот малый сказал о еврее?
— Что-то насчёт того, что проклятый иудей просто зубами в него вцепился. Но что бы он ни сказал, этого оказалось достаточно, чтобы Ричард пришёл в ярость. «Так давайте вырвем у сукина сына зубы!» — заорал он и повелел страже схватить еврея в его лавке и доставить в Вестминстер, в Королевский холл. В тот же вечер, за ужином, на глазах у всех присутствующих еврею вырвали зубы. Это развлечение, похоже, так понравилось королю и его приятелям, что с тех пор вошло в обычай. Как правило, если Ричарду или кому-то из гостей становится скучно, король приказывает схватить еврея — не разгневавшего кого-нибудь из придворных, а просто любого еврея — и тащить на расправу. Видимо, считается, что само еврейское происхождение является достаточным основанием для такой кары.
— Господь на небесах!
У мессира Анри отвисла челюсть; на ощупь нашарив спинку кресла, он снова сел.
— Это...
Старому рыцарю отказал голос: он шевелил губами, но не мог вымолвить ни слова. Наконец, тяжело сглотнув, он медленно покачал головой.
— Это бесчестно. И никто не пожаловался? А что же церковники?
Впрочем, едва задав вопрос, он махнул рукой.
— Нет, то была бы пустая трата времени и сил. Церковники ничего бы не сделали, разве что проблеяли поощрение. Но уж кто-нибудь из знати наверняка мог пожаловаться на произвол!
— Пожаловаться? — промолвил Андре Сен-Клер так, будто готов был рассмеяться или разрыдаться. — Кому им жаловаться, отец? Королю, на его же собственное поведение? Вы бы решились так поступить?
Он поднял ладонь, прежде чем отец успел ответить.
— Да, вы, возможно, и решились бы, но что бы из этого вышло? В лучшем случае вы бы вызвали гнев Ричарда и угодили в опалу, поскольку он счёл бы такой протест оскорблением. А в худшем... Кто знает? Это же Ричард Плантагенет! Кроме того, если бы вы об этом заговорили, все решили бы, что вы сошли с ума, коли вздумали защищать какого-то еврея. Ричард мог бы обойтись с вами как угодно, и никто бы не посочувствовал. Вы остались бы в одиночестве, осуждённым и королём, и большинством его подданных.
— Как и ты, если бы заговорил открыто.
Голос Анри, хоть и исполненный сожаления, звучал теперь сдержанно и спокойно.
— И что же ты будешь делать, сынок? Ясно, что нынешнее положение дел тебя не устраивает и ты не хочешь, чтобы всё оставалось по-прежнему.
Андре, однако, колебался.