Сокровище троллей

Тут бы выйти, окликнуть путников, объяснить, что заплутал, спросить, как выбраться на дорогу. Но заставило сдержаться чутье матерого игрока.

И когда мимо ели гуськом прошли по тропинке трое, Челивис даже перестал дышать: ой, не похожи были эти люди на крестьян! У всех мечи, у одного еще и лук…

Челивис услыхал:

— А вроде Уанаи не переживает, что Хмурый сбежал. А ну как он со зла наведет на нас замковых шавок?

— Она такая. Злость и страх никому не покажет. А про Хмурого не думай. Она вроде как чары на нас наложила. Кто вздумает уйти из ватаги — забудет путь в лагерь.

Тот, что шел последним, остановился, тревожно завертел головой. Челивис прикрыл глаза, боясь, что незнакомец почувствует его взгляд.

— Эй, ты чего? — окликнул отставшего незнакомца один из приятелей.

— Здесь кто-то был недавно. Снег с веток упал.

— Птицы стряхнули. Или белка. Шагу-то прибавь, Уанаи ждать не любит.

Заскрипел снег под ногами. Челивис решил глянуть в спину уходящим разбойникам — да-да, разбойникам! В «Посохе чародея» кто-то рассказывал ему про атаманшу Уанаи.

Выждав, чтобы лесные молодцы отошли подальше, Челивис выбрался из укрытия.

— Ну, спасибо вам обеим, — полушутя, полувсерьез сказал он скале и ели. — Выручили!..

Может, еще бы что сказал, чтобы шуткою прогнать остатки страха. Но фраза замерла на губах: луч света упал на серую скалу — и высветил врезанный глубоко в камень рисунок. Явно очень старый, выщербленный ветрами.

Круглая морда, кисточки на ушах, пасть растянута в оскале…

Рысь улыбалась.

* * *

— Надо было сразу отправиться в деревню, порасспросить в «Жареном петухе». Раз сын гиены сюда не заезжал, значит, ночевал или в Топорах, или в крепости. Больше негде.

— Ты, Кхасти, парень смышленый, а вот опыта ловчего у тебя нет. Заночевать можно и на охотничьей заимке. А то и в лесу у костра. Если чуешь погоню, тут уж не до тварей.

— Так он, должно быть, думает, что далеко от нас ушел!

— Не считай его дурнем, приятель. Он два года таскает меня за собой, как лиса — репейник на хвосте. Тебя со мной еще не было, когда мне дал заказ почтенный Явишер Фиолетовое Крыло!

— Хозяин, я давно спросить хочу… За два года ты столько потратил денег, гоняясь за этим прохвостом, что и задаток ушел, и остальное, что от Явишера получишь, расходов не покроет. Выходит, ты работаешь себе в убыток?

— На этот раз — так. Но погоню не брошу. Кроме денег, есть еще честь ловчего и доброе имя… Эй, хозяюшка, еще плесни винца — и мы уже собираемся! Но до чего у тебя лепешки с козьим сыром хороши!

— Оставайтесь ночевать — на ужин еще напеку! — польщенно отозвалась хозяйка.

— Ужинать и ночевать будем в крепости, — развел руками Хашарнес, — хотя вряд ли нас там так вкусно накормят.

И вдруг скривился, закусил губу, вскинул руку к левому боку.

— У господина что-то болит? — преисполнилась сочувствием Дагерта.

— Да, хозяюшка, старая рана покоя не дает. И сам ведь виноват, дурак. Забыл взять в дорогу горшочек с растиранием.

Кхасти отвернулся, пряча ухмылку. Этот разговор повторялся везде, где они останавливались поесть или переночевать. Люди отвечали ловчему охотнее, если расспрашивать их не прямо.

Хозяйка всплеснула руками:

— Досада-то какая! У нас на днях как раз гостил бродячий торговец всякими снадобьями. Вдруг бы у него нашлось растирание…

Кхасти не повернул головы к хозяйке, но ухмылка исчезла с его лица.

А Хашарнес хмыкнул:

— Торговец снадобьями, да? Уж не такой ли неопрятный старикашка с берестяным коробом?.. Кхасти, как звали мошенника, у которого я купил соленую воду вместо растирания?

— Шустрый из Отребья, — поддержал Кхасти хозяйскую выдумку.

Хозяйка возмутилась так, словно это ее обвинили в жульничестве:

— И вовсе не старик, ему и тридцати нет, наверное. И не из Отребья, Барикай Сиреневый Куст… вот Семейство не помню… Ой, да вы же его в крепости увидите, его туда лекарем взяли, на жалованье!

* * *

Лекарь, о котором рассказывала Дагерта, в этот самый миг стоял грудь в грудь перед дюжим наемником Вьягиром и бесстрашно смотрел в его побагровевшее от гнева лицо.

— Уйди, Вьягир, по-хорошему! Не пришлось бы мне твои сломанные кости лечить!

— А ну, посторонись, припарка ходячая! Не то сперва тебя покалечу, а потом уже этому гаду его змеиный язык вырву.

— Пусти его, Барикай, пусти, — послышался из-за спины лекаря слабый, но полный злости голос Ланата. — Пускай потешится! Я же с одной рукой. Да еще ребра поломаны!

Вьягир задохнулся от ярости, но заставил себя сдержаться.

— И то верно. Но ты, змеиное отродье, за своим убожеством не спрячешься! Весь барак в свидетели беру: подожду, пока заживут твои ребра, а потом привяжу свою левую руку к поясу, чтоб на равных с тобой быть, и одной правой сызнова тебе бока намну. Дарнигар эту тварь на себе из-под обрыва выволок, а тварь будет про дарнигара пакости тявкать?!

Наемники, обступившие Вьягира и Барикая, согласно заворчали.