— Что ж, принято! — сказала Маринга. — Тогда остается вопрос: как быть с Джайчи? — И она кивнула на кучера, с любопытством прислушивавшегося к беседе господ.
— А и верно… Джайчи… — приуныла Аймара. — Нас двое, а он один…
Челивис не сразу сообразил, о чем они. А когда понял — с трудом сдержал смешок.
Конечно, для барышни вполне допустимо остаться один на один с молодым человеком, это не запятнает ее репутацию. Но, видимо, отец этих красавиц пытается быть заботливым и строгим. И твердо приказал: «Без прислуги — никуда!»
— Кучера, — мрачно сказала Аймара, — придется поделить.
— Вдоль или поперек? — не без опаски поинтересовался Джайчи. От этих девиц он ожидал чего угодно.
— Мы с господином Литисаем гуляем по лесу, — пояснила мысль Аймара, — и Джайчи с нами. Вечером возвращаемся — а на следующий день ты, сестренка, идешь на прогулку с господином Челивисом и кучером.
— Это мне целыми днями по лесу шляться, раздери меня кракен? — возмутился бывший боцман.
— Внакладе не останешься, — посулила Маринга. — У нас с сестрой есть пилюли от усталости. Звонкие такие, полновесные…
Хашарнес уронил поводья и зашелся в кашле.
Кхасти про себя помянул всех пустынных демонов. Хозяин все-таки простудился! Разве можно по такому холоду — нараспашку?
Но силуранец думал иначе.
— Грудь болит, — пожаловался он. — Эта сука мне ребро сломала… баба под сосной…
Кхасти выругался уже вслух. Ничего, крепость должна быть близко. Там хозяину позволят отлежаться. А если это все-таки простуда… В Шевистуре обязательно есть баня, что за крепость без бани! Хозяин говорил, что с силуранца баня любую хворь смоет…
И только подумал о Шевистуре, как увидел впереди, среди деревьев верх бревенчатого частокола.
— Крепость! — радостно воскликнул наррабанец. — Крепость, хозяин!
Он подхватил поводья лошади Хашарнеса и ударил каблуками свою кобылу.
Лошади бежали рядом. Силуранец, чтоб не упасть, ухватился за луку седла.
— Сердце… — выдохнул он вместе с кашлем. — Больно…
Кхасти стиснул зубы. Свое бы сердце из груди вынуть и ему отдать… Потому что люди, способные биться с чудовищем ради спасения незнакомца, должны жить!
Кони вынесли всадников на холм. Одна створка ворот была приоткрыта, возле нее скучал часовой. При виде подъезжающих незнакомцев он подтянулся, спросил сурово:
— Кто такие?
— Помогите! — вместо ответа крикнул наррабанец. — Моему спутнику плохо. Есть в крепости лекарь?
Он оглянулся на Хашарнеса — и ужаснулся: лицо хозяина приобрело жуткий синюшный оттенок.
Кхасти спрыгнул с седла и протянул руки к хозяину, чтобы помочь ему спешиться. Силуранец обрушился на напарника всем весом, едва не повалил на утоптанный снег. Но на окрик часового уже сбежались солдаты. Хашарнеса подхватили с двух сторон, не дали упасть.
А Кхасти начисто забыл, что приехал в эту крепость в поисках мошенника, выдающего себя за целителя. Он понимал только одно: его хозяин, его друг умирает. Но вокруг люди, они помогут, они должны помочь…
— Лекаря! Умоляю, скорее лекаря!
Крик долетел до Дома Исцеления — и буквально вышвырнул Барикая на крыльцо.
Кого-то ведут от ворот… нет, несут, сам идти не может…
Барикай кинулся назад. Подтащил к очагу широкую скамью (прав Астионарри, прав, надо плотнику стол заказать!), подбросил дров в огонь.
Тронул талисман на груди:
— Просыпайся, старый лентяй, у нас больной!
«А почтительнее нельзя, паршивец?»
Ответить Барикай не успел: на крыльце уже топали сапоги наемников.
— Сюда! — скомандовал Барикай. — На скамью кладите! Я…
И не договорил. Отнялся язык от потрясения.
Да, синюшное, страшное, предсмертное лицо. Да незнакомый шрам через щеку, губы и подбородок. И все равно это Хашарнес, проклятый Хашарнес, самый настырный из ловчих!
Будь Барикай один, он бы застыл столбом. Но умница Астионарри не растерялся и взял дело в свои незримые руки. Это он голосом Барикая крикнул:
— Эй, нож мне!
Это он взрезал на груди Хашарнеса рубаху ножом, поспешно подсунутым кем-то из солдат. Это он быстро и умело простучал пальцами Барикая грудную клетку больного — справа и слева.
Тут только Барикай очнулся. Да, звук от простукивания слева и справа был очень разным. И Барикай понял, в чем дело, понял за миг до того, как в голове его зазвучал голос, неслышимый для прочих:
«Воздух в груди. Врачебное искусство бессильно. Он обречен, а для тебя оно и лучше…»
Еще миг бесценного времени украла трусливая мысль: да, так оно лучше, некому будет идти по следу…
Подлая мысль мелькнула и исчезла. Ее вытеснило воспоминание: распластанная ножом грудная клетка мертвеца и голос ваасмирского лекаря: «Воздух попадает в плевральную полость. И если выхода ему нет — врачебное искусство бессильно».
А он, Барикай, тогда подумал: а если проколоть грудь?..
Взгляд на посиневшее лицо ловчего, почти уже мертвеца…
Если человеку так и так пропадать — почему не попытаться?
— Держите его! — крикнул лекарь столпившимся вокруг наемникам. — Прижмите, чтоб не дернулся!