Мика обернулся и увидел, что стая серозмеев несётся прямо на них. Хлопали крылья, огромные серые тела бились о землю, а мощные лапы взбивали снег и грунт.
– Мика, сюда! Прыгай! – кричал Илай.
– Но мой рюкзак…
– Брось его!
Илай нырнул в узкую щель между двумя каменными плитами; Мика последовал за ним и успел пригнуться, прежде чем первый из серозмеев промчался у него над головой. Мика выгнул шею и посмотрел наверх: перепуганные существа одно за другим с пронзительными криками скользили над щелью, где прятались они с Илаем.
Они вылезли из укрытия, когда над ними пробежала вся стая, и продолжали смотреть, как змеи скрываются из вида в брызгах подмёрзшего снега. Хищник исчез вместе с несчастным змеёнышем. Мика направился к своему рюкзаку: его отбросили и растоптали десятки лап. Фляга раскололась, но сам рюкзак уцелел.
– Страшные хищники эти краснокрылы, – сказал Илай.
Мика кивнул, взваливая на плечи рюкзак.
– Уж лучше недолгая жизнь, но на свободе, – сказал он, вспоминая серозмея на городской площади. – Чем долгая жизнь, полная страданий.
Илай посмотрел на мальчика и медленно кивнул.
– Вот я и говорю, Мика: наблюдая за змеями, можно многому научиться.
Наступил вечер; солнце скрывалось за синевато-серыми облаками. Мика и Илай поднялись на второй гребень невысоких холмов. На другой стороне поверхность уходила резко вниз, затем снова поднималась склоном волнистых террас. Ветер дул в их сторону, и Мика поморщился от удушливого запаха крови и падали.
Он взглянул на Илая, но скалолаз, казалось, не замечал этой вони. Он смотрел вдаль, на сотни чёрных силуэтов, круживших в ледяном воздухе зимнего неба.
– Что-то здесь не так, парень, – сказал он, потирая щетину ладонью и изучая полчища змеев-падальщиков. – Совсем не так.
Глава сорок четвёртая
Мясницкий кар замер в пугающей тишине. Высоко над ним пронзительные вопли круживших в воздухе змеев-падальщиков растворялись в снежных вихрях; серное дыхание змеев тяжёлой завесой клубилось над защищённой горами чашей озера. Массивные каменные плиты, служившие дверями в укреплённые курганы у кромки воды, стояли приоткрытыми, и за ними темнели невысокие жилища, выгоревшие и почерневшие от сажи.
Чуть поодаль лежало тело худого седовласого мужчины; в одной руке он сжимал разделочный нож, в другой – надрезанный змеиный желудок. Смерть застала его врасплох: на его лице застыла странная смесь страха и огорчения. Кожаный плащ был забрызган его собственной кровью на груди и плече – там, где его пронзило родокопьё.
Рядом лежал его товарищ, уронив голову в резную миску, полную блестящих змеиных почек. Его плотный фартук был весь забрызган кровью. Угол, под которым была продырявлена его шея, свидетельствовал о том, что родокопьё пронзило обоих мясников одним ударом.
Подле каменных курганов лежало ещё четыре трупа: мясники, похоже, хотели спрятаться в своих жилищах, но превратились в обугленные фигуры, раскинувшиеся теперь в неестественных позах.
На обгоревшем пороге первого кургана растянулось тело высокого мужчины со спутанными рыжими волосами; в руках он сжимал обугленный арбалет: курок был спущен, стрела была готова пронзить цель. Женщина с густыми серыми косами, одетая в плотную юбку и тяжёлые ботинки, повисла на каменной плите, загораживавшей вход в курган; она пыталась задвинуть её, когда острые когти распороли ей живот.
На крыше соседнего кургана лежало раздавленное тело здоровенного мясника: те же самые когти впились в него, а затем сбросили с большой высоты.
За обгоревшими каменными жилищами был сложен костёр из змеиных шкур, от которых теперь остался только пепел; разбитые ящики с потрохами тлели, над ними поднимался маслянистый дым. Инструменты, сети и прочая утварь мясников – всё было разбито, переломано и сожжено.
На другой стороне кроваво-красного озера возвышалось длинное пяло для шкур, отражавшееся в застоялой воде. На нём был распят Иессей: его руки и ноги пригвоздили каменными шипами к поперечным балкам из пропитанной кровью сосны.
Он наклонялся вперёд, будто собирался нырнуть; его лицо пустыми глазами смотрело на собственное отражение в кровавых водах озера. На подбородке и губах засохла кровь, язык изо рта вырвали точно так же, как это делали змееловы, когда змеероды отказывались говорить с ними; в кровавую дыру затолкали смятую тряпку, уголок которой торчал между его гнилыми зубами.
К груди Иессея его собственным ножом пригвоздили крупное сердце великого белозмея.
Внезапно в чашу кара ворвалась метель, и воды озера подёрнулись рябью. Из рассеявшегося дыма появились две фигуры, скалолаза и мальчика; они стояли на краю впадины. Крики круживших над мясницким каром падальщиков становились всё настойчивее.
– Фракия, – тихо сказал Мика, опустив подзорную трубу. – Это сделала Фракия.
Глава сорок пятая
Поднялся ветер, воздух стал чище; змеи-падальщики по спирали спускались с неба и шумно пожирали мертвецов. Два змеелова шли бок о бок, опустив головы, и на сей раз ни один не пытался разговорить другого.