Сокрушитель

Василий гневно раздул ноздри. Мало ему кошек и аскарид — теперь еще и тараканы, которых он всю жизнь терпеть не мог!

Но, к сожалению, Сократыч не видел в этот миг лица собеседника. Похоже, дедка опять осенило.

— Вот ведь странно… — задумчиво молвил он. — Раньше я как-то над этим никогда не задумывался. Ведь летающие блюдца до сих пор не завезли сюда ни одного иностранца. Обратите внимание — одни русские…

Василий встал. Лицо его было страшно.

— Знаешь, дед! — проскрежетал он со всей прямотой. — Мне иногда тоже хочется тебе одним ударом все зубы выбить!

Повернулся и пошел. Растерянно щебечущий Телескоп пустился следом.

— Ну вот… — уныло молвил поникший дедок Сократыч. — И не дослушал, главное… Я ведь к чему вел-то? Что мирков таких, наверное, несколько, и хозяева, видимо, подбирают для каждого людей одной национальности… Для простоты общения…

Ромка веселился от души.

— Да ну его! — сказал он. — Давай, дед, гони дальше. С тобой хоть не соскучишься… — С печальной улыбкой дедок Сократыч слез с глыбы.

— Нет, знаете, Рома… — удрученно молвил он. — Вы уж не обижайтесь, но я лучше пойду. Все-таки что ни говорите, а замолчать вовремя — это великое искусство…

ГЛАВА 21

Голодали, как гидальго.

Марина Цветаева

Дождавшись ночи, Никита Кляпов вновь перебрался под выбитую им надпись. Проулки наполнил прозрачный сумрак. Мерцало гладкое серое покрытие, похожее на небывало чистый и ровный асфальт. Колоссальные, как айсберги, опоры были, казалось, слабо подсвечены изнутри. Несколько раз округлыми сгустками мрака к Никите подкатывались надзорки и, изучив босые косолапые ступни, отъезжали. Надо понимать, криминала в голодовке не было…

Желудок помаленьку сокращался Ощущение — болезненное, но, постоянно недоедая, Кляпов привык к вечному чувству легкого голода, как, наверное, привыкают к ломоте в суставах. Только вот лежать без движения обернулось для Никиты удивительно трудным занятием. Руки откровенно и бесстыдно тосковали по ломику. Так и подмывало встать да разбить пару глыб. «Привык… — с горечью мыслил Никита. — Интересно, у отставных палачей — то же самое? Дремлет небось в кресле, а сам тоскует; заняться бы делом, намылить веревку…»

Спать не хотелось. Да оно и к лучшему. Сны Никиту в последнее время одолевали дурные. Лучше уж полежать, подумать…

Улицу стремительно и бесшумно пересекла наискосок косматая пыльно-серая тень. Приостановилась, просияла парой совиных глаз и попятилась, прижимая к груди что-то блеснувшее металлом. Веки Никиты были полуприкрыты, и зверек, должно быть, счел его спящим. Любопытство одолело, и лупоглазый стал подбираться поближе к прилегшему у стены человеку. Никита слегка приподнял голову. Зверек замер. Сокровище, прижимаемое к пушистой шерстке, имело вид толстого хромированного крюка сантиметров пятнадцать длиной.

— Зой? — печально осведомился Никита, глядя на железку.

Телескоп воровато оглянулся и пододвинулся почти вплотную.

— Зой! — тихонько свистнул он по секрету.

— Такой симпатичный… — устало упрекнул его Кляпов. — А воруешь…

Телескоп взъерошил шерстку и толкнул Никиту в лодыжку кончиками розовых пальчиков.

— Сьо зой! — сообщил он, возбужденно указывая куда-то краденой деталью. — Сли!

— Не понимаю… — сказал Никита, закрывая глаза. Телескоп не унимался.

— Зой! Сьо зой! Сли! Зьом!

— В сообщники, что ли, зовешь? — Никита безнадежно усмехнулся. — Нет, Телескоп, ты уж как-нибудь без меня…

Тот уставил на него недоуменные зыркалы.

— Тьок! — осуждающе чирикнул он — и канул в прозрачных сумерках.

Было очень тихо. Таинственно мерцали айсберги опор. Потом где-то неподалеку раздался хруст удара, и Никита снова приподнял голову. Кто-то что-то ломал. Даже ночью. Представилось вдруг, что это оголодавший без ежедневного приношения Крест вышел тайком разбить пару глыб — и злорадная улыбка коснулась пересохших уст Никиты Кляпова. Крест был теперь над ним не властен. Над ним никто уже был не властен. Даже хозяева…

Однако следует сказать, что удары были какие-то необычные. Не слышалось, к примеру, выстрелов лопающейся глыбы, металл звякал о металл, а в промежутках раздавались знакомый рыхлый хруст и шорох, словно от оползающего по склону песка. Долбили стену… Странно. Никита приподнялся на локте и повернул голову. Причем где-то совсем рядом долбили — видимо, неподалеку от завалинки Леши Баптиста… Пойти взглянуть? Никита подумал и вновь опустился на покрытие. «Меня это не должно волновать, — надменно напомнил он себе. — Меня уже ничего не должно волновать…»

Хрустящие удары слышались довольно долго, потом смолкли. Никита задремывал и тут же, вздрогнув, просыпался. Стоило закрыть глаза — начинались прежние ночные кошмары… Где-то он читал или слышал историю о том, как старую прачку спросили, что ей снится. И та со вздохом ответила: «Стираю…» Прачка во сне стирала. Никита — ломал.