Сокрушитель

Наконец он вздохнул, сел и, упершись ладонями в покрытие, перенес крестец ближе к стенке. Привалился спиной и недовольно оглядел окрестности. Располагавшиеся слева от него пять колонн и впрямь складывались в некое подобие улицы, и в конце ее Кляпов уловил некое движение. Всмотрелся. Там, вяло переставляя ноги, брела понурая и долговязая человеческая фигурка, причем направлялась она именно в сторону Никиты.

«Ночная жизнь… — подумалось ему. — Вот уж не предполагал, что здесь по ночам так людно…»

Фигурка тем временем приблизилась, и Никита узнал Ромку. Молодой человек брел, недоуменно озираясь, словно, попав за полночь в незнакомый район, высматривал телефон-автомат. Потом безрадостный взгляд его упал на Кляпова. Ромка остановился, подумал. Потом подошел и сел рядом. Подтянул колени к груди и обхватил их длинными, как плети, руками.

Оба долго молчали. Наконец Ромка хмуро спросил:

— Ты это… До смерти решил голодать или как? Никита не ответил. Ромка вздохнул.

— Мне, что ли, тоже с тобой голодовку объявить? — Шлвил он с тоской в голосе.

Кляпов удивленно повернул к нему голову.

— А вам-то с чего? — неприязненно осведомился он.

Ромка уныло боднул колени.

— Скучно… — сказал он. — И не спится ни фига!

— Странно, — заметил Никита. — Уж, казалось бы, вам-то!

Ромка отнял лоб от колена и с вялым интересом посмотрел на Никиту Кляпова.

— А чего это ты ко мне на «вы»? Давай на «ты»…

— А я со всем этим миром на «вы», — объяснил Никита. — Я не хочу с ним близких отношений…

— А-а… — Ромка уважительно взглянул на собеседника, хотя вряд ли что понял из его последних слов. — А на дедка не обижайся. Он сам потом жалел, что насчет мумий загнул… Он вообще-то ничего дедок, хороший…

Произнесено все это было довольно уныло и сопровождалось еще одним удрученным вздохом.

— Был сегодня в «конуре», — продолжал Ромка. — Сигарету хотел измыслить — ни фига! Так, цемент какой-то сыплется…, И чего я в эту тарелку влез?

Он было задумался, как вдруг унылая физиономия его оживилась и стала совершенно разбойничьей.

— Во! — сказал он. — Точно! Пойду сейчас в незаселенку…

— Простите, куда? — не понял Кляпов.

— Ну где не живет никто… Оборву пару этих… световодов… Крест-накрест — и перемкну на фиг!

— Зачем? — пораженно спросил Никита. Ромка поднялся, недобро ухмыляясь.

— А так! — бесшабашно отвечал он. — Для интереса. Может, опять какой прикол получится.

* * *

Утро началось со скандала и скандалом продолжилось. Грозный рев Леши Баптиста ворвался во сны так неожиданно, что Никита Кляпов, по правде сказать, испугался. Несколько секунд он со страхом глядел на склонившееся над ним искаженное чугунно-сизое лицо Леши, но вдруг вспомнил, что бояться ему теперь, собственно, нечего, — и снова закрыл глаза.

— Твоя работа? — неистово гремело над ним. — Твоя работа, я тебя спрашиваю? Нет, ты глаза не закрывай! Ты ответь!

Никита лежал в темноте и развлекал себя тем, что жмурился то плотно, то слабо, отчего под веками возникало причудливое пятно, становясь то пронзительно-синим, то тускло-багровым.

— Чего разорался? — произнес из пятнистой темноты недовольный голос Василия.

— Над завалинкой — видел? Видел, что выдолбили?

— Нет… А чего там?

— Ну пойди посмотри!

— Так а он тут при чем?

— А чего он тут лежит!

Кто-то издал негромкое рычание. Наверное, Василий.

— Ты читать умеешь? — тихо проскрежетал его голос, и Никита представил себе упрямо склоненный лоб Василия и суровый взгляд из-под сведенных бровей.

— Ну? — озадаченно отозвался голос Леши Баптиста.

Дальше, наверное, Василий увлек его в сторонку, и расслышать, что они там говорят, стало весьма трудно.

— …голодовку объявил. Станет он тебе стены похабить!

— Как голодовку? — оторопело переспрашивал Леша. — Я думал, хохма… Так он серьезно, что ли?..

Голоса удалились, и Никита снова открыл глаза. Утро имело странный изумрудный оттенок, а верхушки опор отдавали рыжиной. Невольно вспомнился ночной разговор с разочарованным Ромкой. Что-то он там собирался перемкнуть… Может, и впрямь перемкнул?

Где-то за углом вновь стали рваться страшные матерные заряды. Потом добавился женский визг. Потом началась исступленная разноголосица. «Интересно, — подумал Никита. — Что ему там такое выдолбили? Хотя нет… Ничего интересного…»

Очень хотелось пить. Вспомнилось вдруг, что голодовка бывает двух видов: сухая (когда даже воду нельзя) и… И какая-то еще. Когда можно.

Воды в этом мире не водилось. Зато водились иссиня-черные капсулы с содержимым, слегка напоминающим сильно разбавленный лимонный сок. Никита спохватился и запретил себе даже думать об этом…

За углом тем временем стало потише. Слышалось только злобное ворчание, тупые удары и рыхлый хруст. Леша Баптист задалбливал оскорбительную надпись.

Начинался трудовой день. Звякало железо, трещали и лопались глыбы. До Никиты Кляпова никому не было дела…