Зарево на востоке окрасило двери портового склада яркой светящейся краской. Пустые, по большей части, окна ловили солнечный огонь и ярко светили, если смотреть на них под правильным углом. В заброшенном и закрытом на замок порту царило сонное спокойствие. Чайки кружа, выкрикивали только им одним понятные предупреждения, изредка кидаясь к воде, что бы выхватить зазевавшуюся рыбу. Рыба бывает очень глупа, даже зная, что на нее ведется охота, она остается на виду, с каждым мгновением увеличивая вероятность обнаружения очередной голодной чайкой. Впрочем, люди порой ведут себя не менее, а то и более глупо.
Опасливо озираясь, к закрытым воротам подошел человек с забинтованной рукой. Он подергал замок на воротах и озадаченно почесал затылок целой рукой. Есть одна особенность заброшенных мест - хоть они всегда закрыты, можно не сомневаться, что где-то неподалеку проложен другой путь. Нужно только его найти. И он нашел.
Один старик сказал ему, что девушку в маске можно найти в большом грузовом контейнере на складе. Увидев теперь размеры этого склада, он понял, что это может занять очень много времени, а имени ее он не знал. Да и, сказать по правде, понимал, что вряд ли ему кто-то отзовется, попытайся он ее позвать.
Контейнеров на складе было много. Однако большая часть была заперта. По глухому стуку можно было предположить, что все они пусты. Как кто-то мог жить в одном из них, было не понятно. Вообще, если забыть о контейнерах, помещение было практически пустым. Мертвую тишину нарушали лишь его шаги, поскрипывание старых досок, мягкий плеск волн, да редкие выкрики чаек. Но, ближе к середине, если прислушаться, можно было расслышать какое-то копошение в углу. С замирающим сердцем он направился туда.
Она была там. Этот контейнер отличался от прочих. Дверцы его были раскрыты настежь, и из них струился свет, словно бы от огня, но не костер горел внутри, то были свечи, расставленные всюду, где только можно было. Контейнер, превращенный в комнату, был заставлен стеллажами книг. В углу стояла девушка, спиной к нему. Капюшон был снят, открывая каштановые волосы ниспадающие волнами до шеи. Маску она держала в руке. Вторженец собирался сказать что-то, что бы обозначить свое присутствие, но никак не мог решить, что именно. Внезапно раздавшийся выстрел просто взорвал барабанные перепонки. Сев от неожиданности на пол, он очумело глазел на пулевое отверстие в стенке контейнера точно там, где только что была его голова.
- Помнится, я говорила тебе бежать так далеко, как ты только можешь и не возвращаться, - ее холодные глаза были сурово сощурены. В руке пистолет, она схватила его со стола так стремительно, что его взгляд едва смог уловить движение.
- Я... - от волнения он слегка задохнулся. - Я хотел поблагодарить тебя за спасение...
- Напрасный труд. Как ты меня нашел?
- Я помог ему.
В проем прошествовал седой старик. По его внешнему виду можно было предположить, что даже двигаться он должен с трудом, но нет, какая-то бодрая прыгучесть выделяла походку и энергия волнами расходилась от него, заряжая окружающих, такой это был человек. Тень фыркнула и, щелкнув предохранителем, бросила пистолет обратно.
- Как я не догадалась...
- Тебе стоит больше контактировать с людьми, - печально вздохнул старик. - Я говорил об этом раньше. Но этот юноша может быть тем самым, чего мне не хватало для твоей реабилитации.
- Ты спятил, старик, - ответила она.
- Полагаю, это так, - улыбнулся он.
- Я помню, как изменилось твое лицо, - Ник достал запакованную виниловую пластинку с изображением скрипки и лежащего на ней смычка. - Когда ты услышала ее...
Взгляд Тени задержался на изображенном на картинке инструменте.
- Что это? - спросила она.
- Это называется скрипка, - Ник поставил пластинку на почти забытое им чудо - граммофон. Запрещенный, как и остальные предметы искусства, он видел подобный лишь однажды, но тот миг был для него таким волшебным, что он запомнил все в деталях. Опуская иглу на поверхность пластинки, он знал, что услышит, и все же затаил дыхание перед тем, как старый проигрыватель издал такой знакомый, дрожащий звук, исполненный печали. Тень сверкнула глазами из темноты, в которую привычно обернулась, словно в плащ.
Мелодия лилась осторожно, словно боясь исчезнуть от малейшего колебания воздуха, дрожала на кончиках пальцев невидимого музыканта и срывалась в неудержимый плач, повествующий о неземной скорби. Все присутствующие молчали в почтении перед этой неудержимой силой, разжигающей пламя чувств в их, казалось бы, зачерствевших от ежедневных испытаний сердцах. Невозможно было сказать, что мелодия играла недолго и все же, когда она оборвалась резко, неожиданно, как и возникла, все почувствовали, что остановившееся было время побежало вновь.