Сокрытая (СИ)

Вот какие мысли, словно толпа потревоженных тараканов бегали в голове Филиппа, когда он, то и дело встревоженно озираясь, шел по улице, проклиная чемодан, пристегнутый к руке.

Люди Аполлиона по большей части делились на две категории. Одни, даже если и допускали возможность покушения, считали себя более чем способными расправиться с загадочной убийцей. Другие нервничали и ожидали, что вот-вот наступит их очередь. Филипп без сомнения относился ко вторым. Безобидное поручение пройти два квартала по окутанным серой мглой улицам звучало для него как приговор. Верно было и другое: Высшему Разуму не отказывают. Именно поэтому он шел сейчас, нервно озираясь на каждый шорох и время от времени ловил краем глаза едва заметное движение то в одном проулке, то в другом. Он грешил на нервы и решительно, без особого, впрочем, успеха убедил себя, что все это ему чудится. Однако проклятый морок не желал исчезать. Воспаленное воображение до того разыгралось, что в сумрачной вечерней тишине ему явственно послышался щелчок, который невозможно было спутать с чем либо другим - то был звук, с которым неумолимые руки убийцы взводят курок, готовый сорваться и отправить его на тот свет. Еще не обернувшись, он ясно представил, почти почувствовал, как воздух дрожит от грома пистолетного выстрела, и маленькая свинцовая смерть несется к нему, с веселым визгом рассекая туман. Когда Филипп все же резко обернулся, его зрение уловило лишь росчерк стали, идеальным полукругом располосовавший жуткое наваждение, обозначая искрами столкновение сна и реальности. Уже не понимая, слышал ли он на самом деле то, что слышал, Филипп бросился бежать, не разбирая дороги. Внезапно слуховые галлюцинации перестали иметь для него значение, потому что увиденное стало гораздо более худшим кошмаром, нежели самый пугающий звук. Ибо блеснуло не что иное, как короткий изогнутый меч с круглой гардой и длинной рукоятью в руках человека, чье лицо было покрыто грубо намотанными бинтами, а дикий взгляд выдавал бешеное ликование.

Не один год эти безумные глаза преследовали бы Филиппа в кошмарах, если бы только все не рухнуло и эти годы у него были.

Их взгляды скрестились. Он тяжело дышал, словно долго бежал, хотя на самом деле сделал лишь один шаг из-за угла. То была не усталость, но крайняя степень возбуждения от только что проделанного трюка. Ему уже приходилось останавливать пули своим клинком. Со временем это стало так легко, что уже не вызывало никаких эмоций. Но только не в этот раз. В этот раз обжигающий ток пронзил его мозг, выжигая в нем образ прекрасного момента.

Она стояла на козырьке крыши универмага. Она прекрасно видела его тень, спешащую показаться из-за угла, и не могла не прочитать намерение по языку движения этой тени. Выстрел был сделан точно, в нужный момент, прекрасное объявление войны, ибо едва она увидела его тень, стало ясно - он пришел за ней. И он едва успел отбить пулю, жаждущую прошить его череп насквозь. Смерть была так близка, что он почти увидел врата ада, несомненно, ждущие своего часа, дабы поглотить его душу, запятнанную грехом убийства. И все же то было лишь приветствие. Еще никогда он не встречал столь искусного стрелка.

Теперь они смотрели друг на друга. В зловещей тишине, натянутой, словно грозящая лопнуть струна, бездна безумия сошлась с ледяной отрешенностью.

Внезапно он стремглав бросился наверх, по стоящему рядом фургону, уворачиваясь от огненного дождя, которым она щедро окропила его путь. Даже громоподобные раскаты выстрелов не смогли заглушить его безумный хохот. Не теряя хладнокровия, она ретировалась, уходя от разящей стали. Скользя по мокрой крыше в изящном подкате, сделала несколько выстрелов и замерла на самом краю. Он лениво пригнулся и отбил две пули сразу изящным взмахом. И остановился.

- В этот раз выстрелов было гораздо меньше, - заметил он, пожирая ее жадным взглядом. - Нет, нет, только не говори мне, что у тебя кончаются патроны...

Она не ответила. Действительно, в обоймах осталось не густо. Запасные висели на поясе, но враг не даст ей времени на перезарядку. Она подпустила его слишком близко - это была ее вторая ошибка.

- Знаешь, в чем твоя главная ошибка? - насмешливо спросил он, словно читая ее мысли. - Тщеславие. Охота на овец сделала тебя слишком самоуверенной, расслабила тебя. И когда ты повстречала такого же охотника... - он не стал продолжать, расписываясь в очевидном. - Твой первый выстрел мог меня убить. Но теперь, ты потеряла инициативу.

- Говоря это, он сделал шаг вперед, меч опущен, отведен назад, на лице страшная улыбка слабоумного забойщика со скотобойни. Ее выстрел стремителен и точен как надрез опытного хирурга и все же он рассыпается кавалькадой искр, пляшущих по лезвию неумолимого клинка.

- Слабо, - печально качает он головой. Занесенный меч опускается со свистом отпущенной гильотины, его встречает пистолет, принимая удар лезвия между спусковой скобой и нижней рамкой ствола. Позже, она не поверит глазам, найдя там углубленный порез, словно его меч мог разрезать даже металл.