Сокрытая (СИ)

Тьма отплясывала замысловатый танец на поверхности воды. Света в "операционной" было мало. Что неплохо с какой-то стороны. Так хотя бы не было видно царящей повсюду грязи. Вот какую помощь получают подчиненные Аполлиона, которые не справились с возложенной на них задачей. Крил подумал, что этому парню еще повезло, раз его все же велели привести в порядок, а не сделали игрушкой Демиана. Впрочем, оглядев пациента, он решил, что нет, назвать этот кусок мяса, лежащий на столе счастливчиком язык не повернется.

Рядом с инструментами лежали пропитанные кровью бинты. Их Крил снял с лица бедолаги, если ЭТО можно было назвать лицом. Но больше всего поражал тот факт, что, не смотря на все увечья (большей частью застарелые, все так, но все же...), не смотря на пулю, засевшую в глазнице, и каким-то необъяснимым чудом не прошедшую дальше глазного яблока, этот искалеченный кусок фарша был еще жив, и помирать явно не собирался. За годы работы на Аполлиона Крил всякого конечно навидался, действительно иногда попадались сильные, волевые люди, которые просто отказывались умирать и переживали невероятные раны, но тут было просто что-то сверхъестественное. Фактически перед ним лежал человек, словивший пулю в голову (да еще и в глаз) и сумевший остаться в живых!

Что ж, Высший Разум ценит его не за размышления, а за умение штопать людей. Через четверть часа все было кончено. Разумеется, ни о каком восстановлении и речи быть не могло, но, через какое-то время можно будет поставить глазной протез. За все время "операции" больной не издал ни звука и ни разу не дернулся, не смотря на явные признаки жизни, да еще при том, что добрый доктор не удосужился прибегнуть хоть к какой-нибудь анестезии. Лишь в конце, когда Крил уже собирался убрать скальпель, больной, поражая недюжинной силой и скоростью, схватил его за руку.

- Второй... - прохрипел он.

- Чего?! - опешил Крил. Такого развития событий он никак не ожидал.

- Убери... второй...

- Да все с ним нормально! Спокойно, парень, второй глаз цел.

Видя, что слова нужного эффекта не оказывают, пациент просто вырвал у хирурга скальпель. А потом произошло невероятное - Крил, проведший десятки операций (как этичных, так и не очень, впрочем, едва ли это слово было ему знакомо), в ужасе отвернулся от операционного стола и проклинал теперь лампу, даже там не позволившую сбежать от противоестественного зрелища, дышащей безумием пантомимы театра теней. Крил и не хотел видеть и одновременно не мог не смотреть на то, как тень корчилась, орудуя рукой со скальпелем в глазнице, в то время как вторая рука судорожно дергалась, пытаясь ухватить воздух. Волосы вставали дыбом от этих хрипов, ужасных, но тихих. Он-то ожидал криков, хотел, что бы были крики, сам готов был кричать, но эта невообразимая тварь, притворявшаяся человеком, хладнокровно продолжала свое дело, пока оно не было доведено до конца. Только после этого безумец позволил своему разуму потухнуть. А Крил вновь принялся за дело, оказывая посильную помощь теперь уже второму глазу, ибо сколь ни был велик его страх перед этим неестественным, насквозь неправильным, словно явившимся из чужого мира демоном, страх пред Аполлионом был решительно сильнее. Впервые на своем веку Крил проклял свое ремесло, из-за которого приходилось участвовать в этом безумии.

Еще не раз впоследствии он проснется в холодном поту от собственного крика, с четко вырезанным в голове образом пляшущей тени на стене, у которой в агонии дергается рука, в то время как другая с холодной точностью двигается, не делая ни одного лишнего движения, под аккомпанемент судорожных хрипов, конечно же. Иногда, уже проснувшись, Крил будет слышать их за своей спиной. И тогда он будет сидеть в своем жестком кресле, упирая в висок холодное дуло пистолета и размышлять. Когда-нибудь, почти случайно, он бы непременно выстрелил. Но еще раньше все поглотил хаос.

6

В тот знаменательный день на заброшенном складе в закрытом порту было необычайно людно. В единственный жилой контейнер никто не заходил, но Тень почти физически ощущала взгляды, направленные в непроницаемую тьму - свечи она погасила и сидела в темноте неподвижно, по привычке сливаясь с тенями.

Олай принимал приходивших, решал что-то с одними, убеждал других. Кто-то уходил, недоверчиво качая головой, другие оставались, и на их лицах каменной гримасой застывала вынужденная решимость, словно они тоже носили маски.

Затем пришел Ник. Поздоровался с присутствующими, перекинулся парой слов со стариком и двинулся прямиком к контейнеру с небольшим чемоданчиком в руке.

- Как твои раны? - спросил он у непроницаемой тьмы, царящей внутри. Тьма не ответила.

- Ты сидишь тут, в темноте, с самого утра?

Вновь без ответа.

- Многие из этих людей надеялись тебя увидеть, - продолжил он, как бы, между прочим.

- Хотят поглазеть на диковинную зверушку? - отрешенно спросила она.