Сокрытые-в-тенях

— Начиталась рекламы! А они могут дать гарантию безопасности? Слышали о кессонной болезни?

— Гарантию безопасности не сможет дать никто. Любой шаг — это несбывшееся падение. Любое движение — это игра, а игра — это всегда больший или меньший риск! В конце концов, если тебе на роду написано умереть от того, что ты подавился косточкой, то кессонная болезнь тебе не страшна.

— Хм! А что мешает мне, болея кессонной болезнью, подавиться косточкой? — сыронизировала домработница. — Нет уж, дорогуша. Раз вы так хотите — пожалуйста! А я подожду вас лучше на берегу!

— Как хотите! Но потом не жалейте, что упустили приключение, когда я буду показывать вам сделанные фотографии! — и, повертев перед собой новенькую цифровую фотокамеру для подводных съемок, Аня вприпрыжку помчалась к катеру.

А Ирина, поёжившись, огляделась по сторонам и, заметив тех, кого должна была заметить, развела руками и кивнула.

Море шелестело маленькими, почти незаметными волнышками, ласкаясь к теплому бризу. Краснокирпичные бунгало гостиничного комплекса вырастали из желтой пустыни, как и пестролистные пальмы, превращая поселок на берегу и несколько искусственных островов в большой оживленный оазис.

Не дойдя до инструктора, Аня замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. Тело казалось горячим и сухим, а загоревшую кожу будто бы распирало изнутри буйной, неусидчивой жарой, одних способной разморить, а других — вытолкнуть на подвиги.

Аня уже не понимала, сон это или явь. И что было правдивее — полное лишений бегство в никуда с выдуманной подругой или нынешнее сытое существование под крылом заботливой женщины, внешне так похожей на эту несуществующую подругу?

Сердце вдруг пронзило острым чувством одиночества — не простого человеческого одиночества, а какого-то незыблемого, миллиардолетнего, извечного…

Это было полное отсутствие надежды и отсутствие того самого, что способно принимать эту надежду. Никто и никогда не сможет заглянуть в закоулки ее души. Игра — то, что отвлекало весь ее род от гнетущего чувства пустоты и одиночества во Вселенной — снова потеряла смысл. А ведь прежде она никогда, никогда не задумывалась об этом!

Аня раскинула руки, подняла лицо к солнцу и беззвучно прошептала одними губами:

— Что делать мне? Бежать, да поскорей?
А может, вместе с ними веселиться?
Надеюсь я — под маскою зверей
У многих человеческие лица

…[11]

— Мисс! Мисс, вы станете погружаться? — на исковерканном английском крикнул не вытерпевший ожидания инструктор.

Наверное, сейчас его окружала толпа туристов, жаждущих спастись от солнца в прохладной глубине среди коралловых рифов, но сейчас Аня видела не их, а пустые, плавающие в воздухе и неотличимые друг от друга маски. А в лице инструктора, местного работяги-копта, читалось глубокое равнодушие покорного судьбе. Таким был чабан Муса в ее поселке, что бы там ни говорили Ирина и доктора о ложной памяти. Муса обычно молчал, не мастак он был трепать языком, но случалось, кому-нибудь доставало упорства разговорить его. И тогда он медленно, растягивая слова, рассказывал-исповедовался: «Мой прадед был чабан, мой дед был чабан, отец был чабан, мои дети, внуки и правнуки тоже будут чабаны, если их не убьют». И Аня помнила это ощущение бездны по ту сторону его глаз. Помнила она и полинялые глаза тех женщин, чьих сыновей, мужей или братьев убили на проклятой войне — и в них было такое же смирение и неучастие в Игре. Они остановились и поднялись над нею. Нет, они не стали ни умнее, ни мудрее. Но они вышли из вечного бега по кругу и смотрели на этот коловорот будто посторонние наблюдатели.

— Yes, I do! — сказала Аня в ответ и побрела к катеру.

— Позвольте вам помочь! — вдруг на чистом русском языке произнес мужской голос.

Она взглянула вверх, а к ней по сходням спускался молодой человек в черной бандане на голове и коротких шортах-плавках. Мужчина показался Ане неприятно знакомым, и стоило ему чуть приспустить темные очки, девушка поняла, кто это. Он протянул ей руку и провел на борт.

— Отличная встреча! В лучших традициях романтического кино типа лавстори! — сказал Нагафенов, глядя на Аню. — Русалка и вампир! Неплохо мы с вами зажгли на Хэллоуин! Телевизор не смотрите?

— Нет.

— Эх, жалко! Мы с вами очень неплохо смотрелись на экране! Кстати, камера ничуть вас не полнит, телевидение вас полюбило!

На его пальце по-прежнему холодно блестел перстень-коготь, а когда он повернулся к Ане спиной, та разглядела у него на лопатке небольшую татуировку в виде креста, оплетенного розой. Загореть Нагафенов еще не успел — это значило, что прилетел он в Египет совсем недавно, может быть, даже сегодня. Зато нынче телеведущий выглядел вполне живым, здоровым и полнокровным, ничем не напоминая поднявшегося из гроба упыря.

Аня инстинктивно решила сразу же установить дистанцию: