Сокрытые в веках

Андрей набрал воздуху в грудь, но понял, что говорить о Тоне не хочет. Ее капризный облик в его сознании быстро съеживался и казался недостойным и постыдным воспоминанием перед лицом этого удивительного первозданно чистого существа, которое шло с ним рядом и смотрело на него доверчиво теплыми очами, где было море доброты, понимания и сочувствия. Так же, как и у его спутников, в нем ширилось желание оберегать и защищать это благородное создание от грубых реалий человеческой жизни, подобно тому, как взрослый щадит нетронутую и непосредственную душу ребенка.

– Да бог с ней, – сказал он, – она того не стоит.

Он склонился и с благоговением поцеловал ее атласную руку. Она продолжала задавать вопросы, живо интересуясь его жизнью, родителями, работой, городом, в котором он жил, и было это не праздное любопытство, а искреннее внимание и желание понять мир ставшего ей близким человека. Ее интерес и участие странным образом поднимали его в собственных глазах, он чувствовал себя значительнее, увереннее, нужнее, а главное – счастливее.

Маруф, опровергая своим поведением обвинения Доменга, шел позади и не делал никаких попыток помешать их беседе. В данном случае сам Доменг прервал их общение, завладев вниманием девушки.

Маруф поравнялся с Андреем:

– Понял теперь, о чем говорил Рене? Разве можно отдать столь совершенное создание на растерзание журналистам или тщеславным и нечистоплотным ученым, предприимчивым дельцам, а то и просто толпе?

– Я-то понял, а вот ты меня удивляешь. Что это за дикая идея вырвать ее из привычной среды и увезти в город, где она зачахнет, как птица в клетке?

– Знаю. Не думай, что я такой уж твердолобый. Это был всего лишь первый порыв. Надо найти другой выход, и я его найду!

Андрей почувствовал к нему невольное уважение. «Хотя будь я на его месте, – подумал он, – наверное, поступал бы точно так же».

– Ты – счастливец, – сказал он, – завоевать любовь такой девушки – невероятный подарок судьбы. А знает ли она о твоей семье? Меня она очень подробно расспрашивала.

– Меня тоже, только я многое от нее скрыл. Зачем беспокоить ее чистое сердечко? К счастью, она очень деликатна и не станет проверять достоверность моих рассказов. А ведь ей ничего не стоит узнать мои мысли. Да и какая разница, сколько раз я женат? Она одна царит в моем сердце.

– Вот здесь и заляжем, – показала Метта, – там, чуть дальше, речка. Будете сидеть тихо, сможете поснимать.

Они спрятались в частых молодых деревцах и стали ждать. Терпение их скоро было вознаграждено. Не прошло и часа, как к водопою подошла олениха с двумя телка́ми. Пока телята утоляли жажду, их мать, чутко наставив точеные ушки и настороженно замерев, глядела большими влажными глазами прямо в нацеленные на нее объективы.

– Никогда раньше не думал, что олени так прекрасны, – прошептал Маруф, оборачиваясь к Метте.

– Мало ли чего ты не замечал за своими войнами? – ввернул Доменг.

Они замолчали, глядя на Метту. Девушка поднималась, медленно распрямляясь со сдерживаемой в нетерпении силой; глаза ее были устремлены в одну точку, она почти не дышала. Подобравшись, как пантера перед прыжком и мягко переставляя стройные ноги, она подалась вперед и чуть слышно произнесла:

– Браконьеры, я их чувствую.

– Сколько их? – так же тихо спросил Маруф, молниеносно настраиваясь на предстоящую схватку и ощущая себя на поле боя. Взгляд его сразу стал острым, лицо холодным и спокойным.

– Пятеро, вон там, напротив. Сейчас я вышибу у них ружья, и нельзя позволить, чтобы они снова ими завладели.

В рощице, сбегающей в лощину по противоположному косогору, блеснули матовым металлом дула охотничьих ружей. Метта не стала дожидаться выстрелов. Она выбросила вперед руку – ружья вылетели из кустов и, описав дугу, шлепнулись в высокую траву на середину луга, вспугнув спасенных оленей. Маруф и Метта одновременно стремглав понеслись к месту их падения. Навстречу из рощи, матерясь и чертыхаясь, бежало пятеро мужчин в камуфляжной форме – двое выглядели откормленными здоровяками, остальные были похлипше, но не менее агрессивны. Маруф на ходу сбил одного с ног и незамедлительно накинулся на следующего. Подоспели Андрей с Доменгом и активно включились в потасовку. Рене прибежал последним и, сразу же получив удар в лицо, рухнул в траву. Мари, еще не успев ничего как следует сообразить, наблюдала за кипевшей посреди луга жаркой битвой и не могла разобрать, кто кого бьет. Метта тем временем искала в траве ружья. Один из здоровяков, сбросив насевшего со спины Доменга, метнулся к Метте, увидев у нее ружье, вырвал его из рук девушки и ударил ее прикладом в грудь. Маруф, тесня другого верзилу, услышал сдавленный вскрик Метты. Он с бешенством обернулся, увидел, как она упала, одним прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от обидчика Метты, и обрушил на него удар страшного кулака. Тот охнул и шмякнулся на землю, даже не успев навести на него ружье. Маруф бросился к Метте.

– Со мной все в порядке, – успокоила она. На ее груди, в разрезе блузки расползался багровый кровоподтек. – Лучше помоги Доменгу.