Сокрытые в веках

Поняв, что мы ищем его, он сделал то, чего не мог сделать ни один дракон, – он заблокировал себя, и мы перестали его слышать. Только по кровавой поступи могли мы с запозданием проследить его путь. Время от времени он забивался в какую-нибудь черную дыру и там предавался мукам, каких не в состоянии вынести живое существо. Потом разъедающая душу ненависть брала верх, и он снова отправлялся сеять смерть.

Собрался Общий Совет, что до тех пор случалось в истории драконов лишь дважды. В Совет входили старейшины, но на этот раз пригласили и меня. Я отправился в Африку и предстал перед членами Совета.

– Мы призвали тебя для того, – рек канадский крылатый дракон, – чтобы нашел ты Фейронда, воззвал к его совести и разуму и вернул на стезю добра. Он скрылся от всех нас, но тебе, другу и названому брату, мы надеемся, откроется. Если же ты увидишь, что он упорствует в своем грехе и закоснел в ожесточении и мстительной злобе, то постарайся его убить.

Я отшатнулся, не веря своим ушам, и воскликнул:

– Вы толкаете меня на то, что противно природе дракона. Как я могу очернить свою душу убийством, да еще названого брата?!

Но старейшины смотрели твердо, и знанием истины светились их глаза.

– Правду говоришь, – молвил африканский дракон, – принуждаем мы тебя совершить великое зло, но поверь, что зло это будет неизмеримо меньшим, чем то, что творит Фейронд. Рассудили мы, что надо его остановить, пусть даже таким способом.

Вышел я к Индийскому океану, в унынии размышляя о горькой судьбине, лишившей меня любимого друга и брата, и, ни на что не надеясь, послал свой зов в неопределенном направлении. И, о чудо, он тут же откликнулся. Хоронился он совсем близко, на маленьком пустынном острове. У меня словно крылья выросли за спиной, и полетел я к нему радостно и без заднего умысла. Во мне росла уверенность, что меня он послушает, одумается, и мы снова будем вместе.

Едва я вышел на сушу, как увидел Фейронда. Он был уже не так красив, как прежде, – кожа его поблекла, сила казалась злой, глаза потухли, величие уступило место хищной собранности. Он весь был, как опасная острая пружина, таящая смерть. Высверлил он меня пустыми глазищами и засмеялся нехорошим смехом.

– Что, брат, – сказал он с сожалением, – наказали тебе убить мятежного дракона? Хитро придумано. Прислали бы еще моего отца!

– Прости, брат. Поручение такое мне действительно дано на крайний случай, но и в мыслях у меня не было его исполнять. Если сомневаешься в моей преданности, вспомни хотя бы, что глупо тягаться мне с тобой силою. Пришел я просить тебя вернуться со мной на родину. Будем жить, как раньше. Вспомни, как мы с тобой путешествовали, искали необитаемые острова, вызволяли из сетей дельфинов. А помнишь, как мы сталкивали в море китов, когда они выбрасывались на берег?

В глазах его что-то промелькнуло, словно в пасмурном небе вспыхнули скрытые зарницы. Он подошел и положил мне голову на плечо, и захотелось мне в тот миг умереть, чтобы не видеть его страданий. Постоял он так с минуту, потом отошел и сказал:

– Детство прошло. А взрослая жизнь не удалась. Я потерял веру в добро и не могу больше быть Целителем. Для кого стараться? Для этих убийц? Посмотри, что они вытворяют на теле Великой Матери. Они уничтожают все живое, вообразили себя хозяевами Земли. В итоге все сами сгинут, и когда спохватятся, будет уже поздно. Так не лучше ли сейчас очистить планету от этой нечисти?

– Не нам решать, кому жить на Земле. Ты переметнулся на сторону зла и забыл свое предназначение. Берегись, как бы не постигла тебя кара за то, что ты пошел против своего естества и против законов, данных нам свыше. Опомнись, вернись в лоно семьи и Сообщества, не то растерзают тебя ветры и поразит гром небесный.

– Смерти я не боюсь, – равнодушно ответил Фейронд, – и скажи на милость, где были твои ветры, когда убивали мою Дарту? Почему гром не грянул, когда стоял я над пепелищем и посылал одинокий вой к звездам? Нет, мой друг, небо было ясным и безмятежным. Ничто не всколыхнулось, не возмутилось, не нахмурилось. Были два любящих дракона – и нет их. И ничего не изменилось. Жизнь идет своим чередом. Нет вины, нет наказания. А потому отныне я сам себе и им судья. Лишь ради тебя, своего брата и моих родителей, частично сделаю я то, о чем просит Совет. Я больше не стану их преследовать. Скроюсь в уединенном месте, но если увижу хоть одного поблизости, все равно прикончу. Прости, ничего не могу с собой поделать. Один вид человека приводит меня в ярость, которую я не в силах контролировать. Я бы и себя порешил, да боюсь, что не найду потом свою любимую в Долинах Бесконечности. Долго еще жить мне во мраке, среди теней, проклятому всеми, в мечтах о смерти.

– Прощай, верный друг. Может, когда и свидимся, – сказал Фейронд и пошел, не оборачиваясь, прочь.

Слово он сдержал. Массовые убийства прекратились, если не считать тех, что совершали сами люди. О себе он больше знать не давал, и я его не беспокоил. Захочет – сам позовет, решил я, а может, горе поутихнет, и он вернется.