Соль

Альбен не возражает и входит в дом тяжелым, неуклюжим шагом. Луиза вдыхает полной грудью теплый вечерний воздух. Лампа над парадным льет на нее свой золотистый свет. Она стоит, крепкая и статная, в круге света на полу, на шахматном порядке плитки. Из конца улицы до нее доносятся голоса, и Луиза вытягивает шею, чтобы лучше разглядеть приближающиеся тени. Жонас и Хишам громко разговаривают. Рядом идет Матье, а дети следуют за ними в нескольких шагах. Луиза думает, что вопреки ожиданиям Фанни и детей Альбена не будет. Разве не прозвучал в словах дочери невысказанный отказ? Луиза представляет себе дочь уже далеко, и ей кажется, что Фанни уносит с собой частицу ее в этом последнем бегстве. Жизнь пролетела так быстро… Едва ли горстка залитых солнцем воскресений, визга и смеха детей. Никто из них ее не видит. Она одна смотрит на них, на одного за другим, и прислушивается к их голосам, приглушенно звучащим во тьме. Нет, думает Луиза, жизнь все-таки прожита не напрасно. Она все-таки удалась. Есть в них что-то такое, что ей удалось сохранить вопреки всему. Жонас первым видит Луизу на крыльце дома. Он машет ей рукой, и она отвечает ему. Теперь уже все смотрят на нее. Она кажется им на диво сильной и незыблемой.

Они идут к ней, ее дети, ее плоть, ее еще не прожитые жизни.

Эпилог Отдельные острова

* * *

ЛЕА. Закрой же глазки, / Жизнь коротка, / Живи как в сказке / И будь легка, / Миру не верь – обманет он, / А значит, счастье всего лишь сон, / Закрой же глазки, / Живи как в сказке[42].

* * *

НАДЯ. Этот сон, в котором я иду по проселочной дороге цвета охры в тени баобабов, и горячее дыхание гарматана[43] вздувает повязку на моих бедрах, а я иду в запахах размолотого сорго и лопающихся от сладости фруктов, которые женщины несут, водрузив на голову, на глиняных блюдах.

* * *

ХИШАМ. Знать, что утром я найду тебя спящим рядом со мной, погруженным в твои сновидения, в которых ты встречаешь, быть может, кого-то другого, не меня, но ни капельки не ревновать, ибо мне, и только мне одному, даровано твое безмятежное лицо, залитое светом зари.

* * *

ФАННИ. А есть ли в жизни минута, когда вдруг понимаешь, что жить больше нечем?

* * *

КАМИЛЬ. Заросли ежевики по краям рвов, ее колючие своды, царапающие наши руки и ноги, и кажется, будто мы вне мира в этих криптах, с губами, синими от съеденных ягод, которые отдают порой сидящими на них клопами, отваливаемся, сытые и сонные, на клочке голой земли.

* * *

АЛЬБЕН. Среди сидящих за столом моряков, захмелевших от дрянного вина, в звуках голосов и непристойных песен, я смотрю поочередно на этих суровых мужчин, и мне кажется, будто частицу Армана я вижу в каждом из них и спасаю эту частицу Армана от вечного кораблекрушения.

* * *

МАТЬЕ. Леа, ее победный смех, ее горячие подмышки, которые подхватывают мои руки, ее желтое ситцевое платьице и ее лицо – но я различаю против света лишь набросок в обрамлении длинных светлых волос.

* * *

ЖЮЛЬ. Я чувствую, когда просыпаюсь раньше брата, эту огромную пустоту внутри меня, как будто должен найти смысл моей жизни, о котором ничего не знаю, и это кипение, ощущение моей полной ничтожности, уверенность, что ничего не останется от всех нас, обреченных исчезнуть.

* * *

ЭМИЛИ. Рождество в кругу семьи и запах смолы от маленькой елочки, хмель от вина и тепло огня в камине, и гордость от того, что мы особенная семья, когда Альбен целует меня в затылок.

* * *

МАРТЕН. Если бы от тебя я должен был сохранить только один образ, то выбрал бы этот: раннее утро, я просыпаюсь и иду через дом, такой пустой и тихий, что он кажется мне чужим, выхожу через дверь гостиной и вижу тебя в саду, ты развешиваешь простыни, зажав в зубах прищепку, ты в ночной рубашке, босиком на мокрой траве, среди голубоватого в свете зари белья, я молчу, ты меня не замечаешь, и я долго смотрю на тебя, как будто вижу мою мать впервые.

* * *

ЖОНАС. По берегу озера То, когда гора Сен-Клер погружается во тьму и озаряет ее своими огнями, я иду один вдоль мерцающих вод, иду один и чувствую себя живым, чувствую каждого из вас рядом со мной, присутствующих во всем сущем, в стрекоте цикад, стихающем в темноте, и в шелесте куп колосняка.

* * *

ЛУИЗА. В его объятиях я кладу голову ему на грудь и, прикрыв глаза, ясно вижу годы впереди, спокойное счастье с детьми, которые у нас еще будут, дни, окутанные тихой радостью, лучезарное будущее, целиком сосредоточенное в этом дне сбора винограда, самом обычном дне.

* * *

АРМАН. Когда все будет кончено, вы усомнитесь во мне, в том, что останется от меня в вашей памяти. Так уж повелось, живые искажают память о мертвых, никогда они не бывают дальше от истины.

* * *

Памяти Ж. А. эти «новые часы, добавленные к ходикам жизни, отсчитывающим их все».

Об авторе

ЖАН-БАТИСТ ДЕЛЬ АМО – один из самых ярких представителей молодой французской литературы.