Соль

Фанни закрыла за собой дверь. Луиза сидит одна у кухонного стола. Она смотрит на свои руки, лежащие на коленях раскрытыми ладонями вверх. Боль как будто отступила, оставив чувство пустоты в пальцах, какое-то онемение. Газовая плита погашена, и дом снова погружен в эту давящую тишину. Армана нет ни в одной из комнат рядом, она прислушивается и все еще удивляется, что не слышит ни малейшего шума. Она вспоминает знакомые звуки Армана, бормотание телевизора, кашель, шорох покрывала на диване. Но Луиза не хочет больше погружаться в прошлое. Пора готовиться к ужину. Она выходит из кухни и поднимается по лестнице, опираясь на перила. Наверху некоторое время смотрит на закрытые двери этих неподвижных комнат, серых спален, пахнущих теперь тканью покрывал и мебельным лаком. Луиза закрывает глаза и видит перед собой эти комнаты, когда ставни не закрыты. Весенним днем, когда ясный свет добирается до коридора и струится по паркету, когда дети у себя в спальнях и, выбегая из них, скатываются по лестнице. Луизе чудятся прикосновения Фанни, Жонаса и Альбена, их юные запахи. Открыв глаза, она снова видит пустой коридор, в углах которого громоздятся воспоминания.

В спальне Луиза силится ухватить за спиной язычок молнии платья. Запыхавшись, она вытаскивает руки из рукавов, и платье соскальзывает на бедра. Она с удивлением смотрит на свое обмякшее отражение в зеркале, как будто оно ей не принадлежит. Раньше она могла назвать каждую особенность, родинку под правой грудью, ямочку на бедре. Обычно она избегает этого своего изображения, отводит взгляд, пренебрегая им; это тело не кажется принадлежащим ей, но словно отстраненным, отдельно существующим. Однако в день ужина, сидя на кровати в белье, она смотрится в зеркало и не находит себя ни безобразной, ни отвратительной, но лишь жалкой и трогательной. Луиза расстегивает лифчик, освобождает помятые груди, стягивает трусики и с вызовом смотрит на почти безволосое потемневшее лоно. Пальцами она расчесывает волосы, убирая их с лица. Воспоминания об Армане притихли, и тишина дома успокаивает ее. Безмятежно разглядывая свое отражение, она мирится с мыслью о собственном конце без страха и возмущения. Скоро дети будут здесь, рядом с ней. Луиза ложится голая на покрывало. За окном в небе клубятся тяжелые тучи, вдалеке гремит гром, и первые капли стучат о ставень. Иногда вновь проглядывает солнце, и спальня озаряется, свет тает на ее теле, окутывая его. Луиза закрывает глаза. Прошлое выстраивается в ней отчетливо и гармонично. Это уже не разбитая вдребезги жизнь, полная воспоминаний, но стройное целое, картина, на которой есть Арман и все их дети, разделенные часы и общая боль. Луиза может теперь освободиться от него, отвернуться, чтобы не думать больше ни о чем, наслаждаясь заглядывающим в окно солнцем и уверенностью в предстоящем ужине.

Она просыпается и оборачивается к приоткрытому окну. Уже стемнело. Ветер еще доносит тяжелый запах грозы. Боль не вернулась. Луиза встает и одевается, освещенная только лампой у изголовья. Шуршит ткань, скользя по коже. Уходя из спальни, она думает погасить лампу, но ей не хочется, чтобы дети увидели дом погруженным в сумрак, поэтому она лишь притворяет дверь, оставив комнату залитой светом, и поворачивает выключатели в коридоре и во всех комнатах на своем пути. Спустившись, она входит в кухню и зажигает горелки под кастрюлями. В столовой открывает окна, впуская запахи ночи, достает из буфета вышитую скатерть и посуду. Она старательно накрывает стол, а потом просто сидит, рассматривает комнату, покусывая изнутри щеку. Все как будто готово; ей хочется поскорее увидеть здесь детей, чтобы не быть больше одной. Луиза чувствует, что сможет сегодня насладиться их присутствием и прожить этот вечер сполна. Звонок выводит ее из задумчивости, и она идет к двери. Сквозь матовое стекло различает силуэт на фоне света фонарей. Широкие плечи – при виде их она застывает на пороге гостиной. Ей кажется, что она тысячу раз видела эту картину; это может быть только Арман, вернувшийся из порта. Не тот, умирающий, жалкий и исхудавший, но крепкий, непоколебимый моряк. Она не боится его, ведь встреча с ним сейчас означает и возвращение того времени, когда они были единым целым вопреки всему. Луиза идет маленькими шажками, словно паря в ощущении нереальности. Она отодвигает засов и распахивает дверь.

Перед ней промокший Альбен. Он поднимает на мать сокрушенный взгляд и чувствует знакомое смятение, охватывающее его при виде ее лица, ее черт.

– Это я, мама.

– Да, конечно, ты все-таки пришел, – бормочет Луиза.

Альбен кивает и наклоняется к ней, чтобы поцеловать в щеку.

– Ты промок, – говорит она.

– Я пришел пешком.

Луиза как будто окончательно пришла в себя.

– Входи скорее и иди обсушись.