Соль для вкуса

— Слышали уже… — поднимаюсь с постели и отхожу к шкафу. Открываю его и застываю на месте, разглядывая нашу сложенную вперемешку одежду.

— Что ты делаешь? — стальным голосом произносит Петюня.

— Собираю вещи. — проглатываю предательские слёзы.

— Лиз…

— Я так не могу, понимаешь?! — резко поворачиваюсь и швыряю ему в лицо пару своих футболок. — Я не железная, Фролов. Я ничего не знаю. Не понимаю. Я слышу только твоё: «Подожди!» и тут же получаю за это по носу. Просто нам не суждено быть вместе… Судьба посылает нам знаки, пытаясь нас разлучить!

— Что за бред? — подлетает Пётр, хватая меня за плечи и тряся как грушу.

— Я устала. Меня уже тошнит от этой неизвестности. Меня тошнит от твоей Карины. Её слишком много в моей жизни. Её вообще не должно быть в ней, понимаешь?! — кричу ему в лицо, не задумываясь, что стены уже не спасут и родители наверняка слышат весь наш разговор.

— Её и не будет!! — истошно орёт в ответ парень.

— Ты дурак или прикидываешься? — отталкиваю его от себя и бегу к двери. Хватаюсь за ручку, но задерживаюсь ровно на секунду, когда слышу надорванное:

— Прошу тебя…

Сердце в клочья, дыхание останавливается, сознание теряет свою ясность, но я умудряюсь прошептать то, что обрело силу, с которой я не в состоянии больше бороться:

— У неё есть то, ради чего ты останешься с ней…

Не оглядываясь выхожу из комнаты, прохожу мимо обеспокоенных родителей и уже в полном трансе сообщаю:

— До Нового Года я поживу у Маньки.

Глава 38

ПЕТЮНЯ.

Разбитость. Опустошение. Отключение мозга.

Вот, что я сейчас чувствую.

Смотрю на дверь, за которой исчезла моя малявка и дрожу от холода. Или от осознания, что она ушла… и я остался один. Совсем один. Никому не нужный. Только в её глазах я видел свою ценность. И только в ней самой я видел смысл.

Почему я всё ещё сижу? Почему не бегу за ней? Не прижимаю к себе?

Потому что боюсь. Боюсь сломать окончательно. Мы застыли над треснутой льдиной и лишний шаг может увеличить разлом, утопив нас под толстым слоем размолвок.

Нужно ждать и продумать следующие действия, чтобы спасти нас обоих.

Лиза не будет думать. Она не умеет «плавать». Вся надежда на меня.

Как под гипнозом начинаю бродить по комнате и собирать раскиданную одежду. Будто запрограммированный робот аккуратно складываю её обратно в шкаф, блокируя эмоции, которые жаждут вырваться из сердца, с каждым прикосновением к малявкиным вещам.

Слышу стук в дверь и бросаюсь к ней. Открываю в надежде, что моя девочка передумала, но меня накрывает огорчение. Передо мной стоит отец. Он задерживает свой оценивающий взгляд на моём лице и ничего не говоря, заходит в комнату. Бросает короткий взгляд на раскрытый шкаф, в котором на вешалках висят женские платья и блузки, хмурит брови и присаживается на кровать:

— Ну, что ж, сын, пришло время поговорить.

Закрываю дверь. Подкатываю компьютерное кресло поближе к мужчине и сажусь прямо перед ним.

— Карина беременна? — переходит к сути.

— Утверждает, что да.

— Что планируешь делать? — спрашивает отец, считывая каждое изменение на моём лице.

— ДНК тест.

— Не веришь ей?

— Я никому не верю. — стискиваю зубы. — Почти. — поправляю себя, вспомнив о девушке, которая оставила меня наедине с болью и со своим бессилием.

Отец вздыхает и в задумчивом жесте чешет щетину на подбородке.

— Дай ей время. — наконец произносит он.

Приподнимаю бровь, не понимая зачем я снова должен убивать своё время в пользу Карины. Она и так забрала у меня всё. Даже Лизу.

— Она импульсивная. Ей нужно сначала найти выход всем переживаниям, а уж потом она начнёт копаться в голове. — говорит отец, а я, в конце концов, уловив нить разговора, даже не стараюсь скрыть искреннее замешательство.

— Удивлён? — грустно усмехается Фролов-старший. — Эх, Пётр… на это и был расчёт.

— Поподробнее. — открыто настораживаюсь.

— Мы с Верой давно хотели вас свести. — грустно улыбается. — Когда встал вопрос с продажей наших квартир, у нас появился шанс и повод вас сблизить.

— И почему вы решили, что у вас получится?

— Противоположности притягиваются. Ты до ужаса… сдержанный и уравновешенный, Лиза же… — не сдерживает улыбки и тихого хриплого смеха. — В каждую дырку без мыла влезет…

На мгновение закрываю глаза и пытаюсь угомонить взбесившееся сердце. Силой мысли удерживаю ноги на месте, препятствуя желанию догнать и закинув на плечо, вернуть домой.

Открываю глаза и встречаюсь с непривычным для отца волнением, завладевшим им со всей откровенностью.

— Я не знаю… как далеко зашли ваши чувства… — прокашливается он. — Но могу сказать одно — если они сильны, то выдержат любые испытания.

Я не отвечаю. Просто не могу. Каждое слово отдаётся сильнейшим уколом в груди.

Мои чувства сильны, а её?…

— Я… кхм… не имею права… — запинается на слове отец. — Просить тебя о чём-либо… но не могу остаться в стороне…

Он нерешительно кладёт мне на плечо руку и заглядывает в глаза, пытаясь проникнуть прямо в моё сознание:

— Не бросай ребёнка. Случилось то, что случилось. И он в этом не виноват.