Я проснулась поздним вечером, когда солнце уже спряталось за макушками деревьев и город затих, сморенный усталостью. Волна тошноты подкатила к горлу. Меня рвало желчью прямо на шелковые простыни. Лоб горел, чесались глаза. Я заболевала, и дурманная слабость расползалась по венам и артериям. Ватные ноги подкосились, коснувшись пола. Встать я так и не смогла, лишь запуталась в балдахине и бессильно завалилась на бок.
На прикроватном столике стоял серебряный колокольчик. Не сразу дотянувшись, я позвонила в него, и уже через секунду, будто ждала у дверей, ко мне влетела молоденькая, совсем девочка, служанка. Все такая же серолицая и безликая, как и прочая обслуга господина Розеншала.
— Госпожа! — она кинулась ко мне, помогла подняться и пересадила в мягкое кресло у окна.
Пока служанка меняла белье, я справлялась с дурнотой. Было так жарко, что ночная рубашка пропотела насквозь. Капли пота стекали по губам. Еще и удушливый запах лилий, невесть как заполнивших спальню. На подоконнике, столе, у кровати — повсюду были эти цветы.
— Откройте окно, — попросила, сипя.
— Нельзя, вы больны.
Я облизала пересохшие губы. Действительно больна. Как же дурно, и все пальцы свело судорогой.
— Попейте, вам полегчает.
Она налила из кувшина, стоящего на столе, в стакан морс и силой залила напиток в рот. Я захлебывалась и давилась, но выпила больше половины. Сладкий и вкусный, невероятно вкусный, восхитительный, успокаивающий…
— Ложитесь спать.
Служанка перетащила меня обратно в постель и накрыла теплым одеялом. Она оказалась совсем рядом, и я смогла рассмотреть ее бледную, почти желтую кожу.
— Вы знаете Дарго? — я схватила ее за рукав и спросила, пребывая в полубреду.
Она застыла.
— Нет, — ответила после секундной заминки. — Я знаю исключительно господина Розеншала. Умоляю, засыпайте.
Она собралась уходить.
— Пожалуйста, останься. — Я поднялась на локтях.
Девочка кивнула и присела на самый краешек постели. Легкая как пух, сжавшаяся от испуга, она тряслась мелкой дрожью.
— Как тебя зовут?
— Вейка, — и испуганно заложила за ухо прядку волос.
Она напевала мне колыбельную, а я то впадала в дрему, то просыпалась. Хрипела:
— Мне нечем дышать!
— Госпожа, я не могу снять ошейник, — суетилась около меня.
Смерть подходила на расстояние двух шагов и всматривалась в меня, ожидая своего часа. Но я боролась, хваталась за ручку служанки и всхлипывала. За ночь Вейка стала мне родной. К самому рассвету жар спал.
— Разрешите мне уйти, — устало попросила служанка.
Я согласно промычала.
— Как звали жену господина Розеншала? — спросила, когда Вейка стояла на пороге.
— Аврора. Она была прекрасна. — И девочка добавила, подумав: — Как вы.
Ответить я не успела — провалилась в глубокий сон.
ГЛАВА 3
Кажется, он проигрывал в битве со смертью. Лучшие теневые лекари боролись за жизнь найденыша, но та упорно не желала выкарабкиваться. Спина не заживала, желто-зеленый гной сочился из рваных ран. Не срастались переломанные кости (ей сломали не только руку, но и каждый палец на ней). Она закашливалась, и тогда по губам текла темная, почти черная кровь. А в сознание больше не приходила.
До сумеречного туннеля, который перенес бы отряд с границы прямиком к столице Пограничья, оставалось три полных дня. Лошади, запряженные в повозки, неслись до изнеможения, но опередить время был не в силах даже сам высокий лорд. И его бесила эта беспомощность, незнакомая доселе.
— Мы не сможем ей помочь, — в очередной раз обмолвился личный целитель лорда. — Сынок, я лечил твоих отца и матушку, я засвидетельствовал чудо твоего рождения и был верен тебе от начала до самого конца. Послушай же седого старика, ты не просто поддерживаешь жизнь в мертвеце, ты мучаешь эту девчонку мнимой заботой, пока смерть разъедает ее изнутри. Она не выкарабкается.
Трауш отвернулся к оконцу. Там проносились голые поля, изредка сменяющиеся корявыми деревцами. Ударил кулаком о ладонь.
— Довольно! Разве я плачу вам за разглагольствования?
— Пойми, она — не игрушка, оставь ее в покое.
— Нет, — только и ответил он.
На очередном коротком привале Трауш навестил найденыша. Черты ее лица опасно заострились, как у существа, теряющего нить с миром живых и направляющегося к миру мертвых. На белесых губах застыла кровавая капелька.
— И что? — тихо спросил Трауш. — Ты умрешь? Вот так запросто? Неужели ты сбегала ради того, чтобы не пережить эту ночь? А я что, зря выставлял себя посмешищем перед этим слизнем, Измаилом, когда забирал тебя? Мы скоро приедем, слышишь?
Не слышала. Она утомилась бороться и приняла свою участь. Обычная девчонка-полукровка, худощавая, неухоженная, сломленная.
Трауш сошел с повозки, но к костру, возле которого собрался его отряд во главе с недовольной Мари, не подошел. Он долго всматривался в даль, где алел закат, прячась за линией горизонта. Вслушивался в монотонную песнь ветра и позвякивание подков на лошадиных копытах.
— Сколько до границы? — спросил у мирно посапывающего кучера.
Тот мигом проснулся и подобрался.
— Три дня, может, меньше.