Соль и сахар

Она выросла в этом районе. Знала его как свои пять пальцев. И все же во время наших прогулок она всякий раз останавливалась у церкви и смотрела на простирающийся до горизонта сине-зеленый Атлантический океан, как будто любовалась открывшимся видом впервые. Как будто она была туристкой, указывающей на каждую деталь, которая привлекла ее внимание, на каждую мелочь, которая заставила ее улыбнуться.

Когда я спросила ее, почему она так делает, она сказала, что важно снова и снова влюбляться в свой район.

Странно возвращаться в «Голоса» без бабушки.

Каждое субботнее утро мы приезжали сюда, чтобы доставить партию хлеба, а мама оставалась, чтобы позаботиться о «Соли». Бабушка часто задерживалась на несколько часов, болтая с доньей Сельмой, в то время как я помогала волонтерам с играми и мероприятиями в детском саду.

Когда я вхожу внутрь, донья Сельма выходит из кухни.

У меня перехватывает дыхание.

Сегодня она в том светло-желтом, выгодно оттеняющем ее темно-коричневую кожу платье, которое подарила ей бабушка. Она говорила, что этот цвет выглядит так, словно в нем заключен весь солнечный свет мира.

Воспоминание заставляет меня улыбнуться, и в то же время мне хочется плакать.

Следом за ней из кухни выходит мужчина, на его рубашке поло написано «Сильвейра Констракшн». Он и донья Сельма пожимают друг другу руки, и она разочарованно улыбается.

– Мне жаль, что я больше ничем не могу помочь, сеньора, – выходя, говорит он.

Она замечает меня, и ее глаза загораются.

– Лари! Ты здесь! – Заметив у меня в руках коробку с хлебом, она упирает руки в бедра. – Я же говорила Элиси, чтобы она не беспокоилась. Вы, женщины Рамирес, такие упрямые. Но спасибо вам. Я очень ценю это.

Я заглядываю через ее плечо в кухню. Кажется, будто по комнате пронесся ураган. Повсюду лужи. Вся мебель сдвинута в сторону, покрыта пылью, в то время как часть стены и облицовочной плитки разворочены, обнажая трубы, и напоминают зияющую рану.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Такой беспорядок, я знаю. Некоторое время у нас были проблемы со старыми трубами, но мы все откладывали ремонт. И теперь нас настигли проблемы. Я чувствую, что где-то здесь таится жизненный урок, верно? – грустно усмехается она.

– Как же вы готовите для детей?

Донья Сельма бросает скорбный взгляд на плиту.

– Мы здесь ничего не можем приготовить. Я приношу немного еды, которую готовлю дома, но, видит бог, мне следует держаться подальше от плиты. Нас в значительной степени поддерживают пожертвования, сейчас больше, чем когда-либо.

Она выводит меня из кухни.

Это катастрофа. Большинство семей полагаются на то, что «Голоса» – это бесплатный дневной уход в течение всего дня. Как они будут жить дальше, если не смогут кормить детей?

– Что вы собираетесь делать? – спрашиваю я.

– В данный момент я собираю сметы цен от строительных компаний, но мы пока ничего не можем себе позволить. – Она успокаивающе сжимает мое плечо. – Не волнуйся. Возможно, мы устроим мероприятие по сбору средств. Может быть, посиделки с общественными лидерами и владельцами малого бизнеса?

Я не могу ничего поделать, но чувствую, что подвела «Голоса». Я так давно сюда не приходила.

– Мне действительно жаль. Я хочу помочь.

Донья Сельма берет у меня из рук коробку с хлебом.

– Ты уже помогаешь.

До нас доносятся голоса детей, играющих на задней площадке, и внезапно мои глаза затуманиваются от слез. Донья Сельма улыбается, притягивая меня в объятия.

– Как ты сегодня утром, дорогая? – спрашивает она. – Прошлый вечер выдался нелегким. До меня уже дошли слухи о встрече в офисе Ромарио… Жаль, что я не смогла остановить твою маму, но думаю, что Элиси нужно было поставить точку.

– Точку? Больше похоже на то, что она хотела все поджечь.

– Что, так плохо?

– Плохо – это мягко сказано. – Я испускаю долгий вздох, и она бросает на меня понимающий взгляд. – Но я больше беспокоюсь о будущем «Соли». Такое чувство, что бабушка была последней силой, которая оберегала нас.

Я рассказываю ей о сегодняшней утренней встрече с юристом «Сделок», и пока донья Сельма слушает, выражение ее лица становится все более и более серьезным. Когда я заканчиваю, она берет мои руки в свои.

– Джульетта знала, что это возможно, – говорит она. – Пусть это тебя не пугает. Этого они и хотят – заставить нас всех чувствовать себя загнанными в угол. Но ты не одинока, Лари. Против них объединилось целое сообщество.

Первые слезы катятся по моим щекам.

Наши финансовые проблемы для меня не новы – они стали очевидны примерно в то же время, когда появились первые признаки бабушкиной болезни. В январе прошлого года. Ровно через год после того, как появились «Сделки-Сделки».

Бабушка хотела работать в «Соли», как будто ничего не случилось, но она не могла продолжать работать по-прежнему. У нее кружилась голова, и она так хотела спать, что глаза у нее закрывались, даже когда она месила тесто. Она упрямилась, всегда говорила, что все в порядке, пока не упала в обморок.

Мы срочно отвезли ее в больницу. А потом…