Соль неба

Это были хорошие мысли, правильные, логичные, но одновременно Константин чувствовал, как внутри него поднимается и разрастается все шире непонятно откуда взявшееся облачко восторга – восторга перед тем, как ведет себя отец Тимофей с большим начальником. Константина это радовало и раздражало одновременно, и совсем не хотелось сейчас здесь анализировать, отчего эта радость, смешанная с раздражением, возникает в нем.

А потому, извинившись, Константин вышел и пошел в свою комнату, где долго и молча смотрел на лик Спасителя, ни о чем даже мысленно не спрашивая Его, ни о чем даже про себя не моля Его, а просто ища поддержки, вроде бы непонятно почему, зачем и по какому поводу.

Когда отец Константин вышел, Дорожный почувствовал облегчение, словно ушел ненужный свидетель.

И снова – на миг – показалось, будто сидит он у родителей на кухне. Откуда это ощущение берется? Бог разберет… Ощущение – чувство таинственное, неведомо откуда и по какому поводу возникающее. Но вот ведь – возникает и держит душу в ласковых клещах.

Отец Тимофей молчал, смотрел только, словно ожидая, что Дорожный заговорит сам.

– Да нет у меня никакой особой тоски, – усмехнулся Семен Иванович. – Нет, бывает иногда… Чуть-чуть… Как у всех. – И вдруг спросил неожиданно: – У вас водки нет?

Отец Тимофей покачал головой отрицательно.

– Может, помощника послать? – сам себя спросил Дорожный. И сам себе ответил: – Нет. Нельзя. Неудобно.

– Водкой тоску не зальешь, – констатировал отец Тимофей. – Это тебе самому ведомо. Человек ведь отчего тоскует? Веры нет и работы нет. От безверия и безработицы – вся наша тоска.

Дорожный возмутился. Аж взревел на эти слова:

– Как же у меня нет работы? Да я как с утра встану…

Отец Тимофей перебил:

– Работа – это то, что душой делается, а не руками. Душой, понимаешь? Вот я про какую работу толкую. Вот ты, например, когда радовался в последний раз?

«А и действительно, – подумал Дорожный. – Вот все вроде делается хорошо в городе, правильно, и начальство хвалит, и семьдесят пять процентов обещают на выборах… А когда ж я радовался-то в последний раз? Может, состарился просто?»

– В церковь бы тебе надо, – вздохнул отец Тимофей. – Причаститься, исповедаться. – Он посмотрел на мэра своим сверлящим взглядом. – Но не будешь ты в Храм ходить. Пока совсем стариком не сделаешься. Как болезни начнутся – захочется сюда. Приходи, не бойся. Вспомни мои слова, да и приходи. Как там Володя-то пел? «В гости к Богу не бывает опозданий»? Правильно пел. А тоска твоя не уменьшится, если про душу забудешь в работе своей. Не уменьшится, нет.

Из церкви Дорожный ехал на очередное совещание и про разговор с попом не думал: Семен Иванович не любил и не позволял никому себя учить. Он – как ему казалось абсолютно самостоятельно, просто так, а не в связи – размышлял о том, чтобы ему такое придумать, чтобы обрадоваться; какую бы такую замыслить жизнь, чтобы правильность ее и четкость никуда не делись, а радость чтобы появилась…

Неожиданно для себя попросил водителя притормозить у цветочной лавки и послал помощника купить жене букет цветов. Что за блажь такая – непонятно, но почему-то захотелось подарить жене цветы.

А потом понеслась жизнь, закружилась, заторопилась… И, проезжая мимо церкви, он вспоминал иногда о том разговоре как о чем-то странном, непостижимом; в сущности, ненужном, но занятном приключении.

И еще каждый раз думал: надо бы, конечно, средства изыскать на ремонт колокольни, есть же такое желание. Но отъехав от Храма, тотчас про это свое желание забывал.

А Тимофей пошел в свою комнату, встал на колени перед иконой, начал креститься и заплакал.

И говорил сквозь слезы:

– Господи, ну, отчего я такой неумелый? Отчего жалеть могу, а помочь нет моего разума? Отчего Ты дал мне умение видеть пороки человека, а я никак не научусь помогать человеку пороки те изжить? Что же мне делать с детьми этими неразумными? Отчего так слаба моя жалость и так мал ум мой, что не получается ни дошептаться до них, ни докричаться? Что же мне делать, Господи, научи! Как помочь детям неразумным? Это что ж они со своими душами делают? Что с собой творят, Господи?! Что творят?

Затих Тимофей, не умея больше найти слов. И долго стоял молча и слез не вытирал, которые, неохотные, медленные, скользили по его щекам, увлажняя бороду.

И любовь, и скандалы, и просмотры телепрограмм, и печальные, и веселые разговоры, и водка, и молоко, и квас, и чай вечерний, и вечерние молитвы закончились у забавинцев, а отец Тимофей все стоял у иконы, думая о чем-то своем, лишь ему ведомом.

А жители Забавино спокойно спали. Они привыкли к своим заботам и тяготам, воспринимали их как естественную и нормальную составляющую жизни. Они даже представить себе не могли другую, более радостную, более яркую жизнь, а потому и не тосковали по ней, удовлетворяясь тем, что давало им их существование.

Отец Константин почувствовал неладное.

Захотелось пойти к Ариадне и потом вместе постучаться в комнату отца Тимофея – проведать, проверить предчувствие.