Соль неба

Время на дворе случилось подходящее – канун выборов, и Семен Иванович решил посетить Храм, велев помощнику оповестить об этом журналистов.

Выходя из церкви, Семен Иванович увидел сваленные в углу детские вещи, даже коляску, игрушки, пряники.

– Почему грязь? – строго спросил Дорожный.

Ему никто не ответил. И только помощник повторял, как эхо, обращаясь непонятно к кому:

– Почему грязь? Почему грязь?

Подчиненные Дорожного хорошо знали: в принципе, мэр дважды не спрашивает. Но если вдруг придется, второй раз задает вопрос не громче, а тише первого – ему так кажется более зловеще. Третьего раза не бывает никогда.

– Почему грязь в Храме – спрашиваю, – как ему казалось, зловеще прошептал мэр.

– Не грязь, что вы, – извиняющимся тоном почти пропел отец Константин. – Это мы для детей маленьких… Малышей… Ну, тут ведь как, в Забавино? У кого-то детишки выросли, остались там… одежда, игрушки… Их несут в Храм. А у кого-то, наоборот, родились, так они как раз приходят, забирают. Очень удобно. – Отец Константин внимательно посмотрел на мэра и добавил тихонечко: – И по-божески.

Дорожный помолчал, словно пытаясь осознать сказанное, затем спросил недоверчиво:

– И что: каждый может вот так запросто подойти и себе забрать, так сказать, в личное пользование?

– Конечно! – радостно вскричал отец Константин. – Каждый! И забрать, и принести!

– И в любом количестве?

– Так никто ж не контролирует, – удивился отец Константин. – Но лишнего никто не берет.

– И что, не воруют? – Задавая вопрос, Дорожный хитро сощурил глаза.

Стоящая неподалеку Ариадна вспомнила, как все это начиналось.

Прихожанка принесла пакетик с детской одеждой:

– Возьмите, может, пригодится кому.

Имея вид виновато-скорбный, она протягивала пакетик отцу Тимофею так, словно просила об одолжении.

– А ты положи, милая, положи сюда, – улыбнулся отец Тимофей. – Кому надо, заберет.

Поначалу забавинцы были потрясены тем, что просто так, никем не охраняемые, лежат вещи и каждый желающий может взять себе все что захочет, причем в любом количестве, и ему за это ничего не будет. Брали с неловкостью, долго объясняя, для каких именно нужд: мол, только ребеночек народился; или зарплату не дали опять, а погремушечки малому нужны; или денег нет совсем, а доча давно мечтала о плюшевой собаке…

Однако постепенно привыкли, рассудив, что, поскольку дело происходит в Храме, значит, это все подарки от Господа. Неловкость осталась лишь в том смысле, чтобы помногу не хватать – никто и не хватал: одну-другую вещь возьмет, тем и удовлетворится.

Мало того. Жители города начали приносить в Храм не только детские вещи, но все, что казалось им ненужным, а кому-то могло сгодиться. И теперь, прежде чем идти в магазин и тратить свои незамысловатые средства, забавинец направлялся в Храм и нередко находил там необходимое.

Ариадна заметила: было немало тех, кто впервые приходил в Храм именно за вещами, однако многие потом и оставались, начинали ходить на службу. Их путь к Богу лежал через решение собственных бытовых проблем.

Отец Тимофей говорил: «Не важно, каким путем пришел человек к Богу, главное, чтобы рано или поздно он осознал невозможность и бессмысленность жизни вне Господа».

Куча вещей росла, напоминая свалку, и тогда отец Тимофей попросил все, что не детское, относить в школу, в вагончик, а в Храме оставлять лишь то, что может пригодиться детям. Эта куча вещей никогда не успевала стать излишне громоздкой: дети в Забавино рождались исправно, столь же исправно вырастали и начинали любить совсем иные игрушки.

– Так это ж благотворительность! – почуяв знакомое, Дорожный от радости даже потер руки. – Вы благотворительностью занимаетесь?

Радостный вопрос был адресован настоятелю.

Мэр повернулся к отцу Тимофею и уперся в жесткий взгляд священника, как в стену.

– Не устану повторять слова Святителя Николая Сербского, – проговорил отец Тимофей. – «Истинно любит тебя тот, кто втайне молится о тебе Богу». Втайне… Вот что важно… Придумали тоже: благотворительность… Будто всю жизнь зло творят и лишь в какие-то особые мгновения – благо. Живем мы тут помаленьку, стараемся благо творить. Каждый миг, грешные, стараемся, каждую секундочку…

Ариадна хотела рассказать городскому начальнику и про помощь забавинскому детскому дому, и про то, как посылает отец Тимофей деньги больным детям, и про много чего еще… Но поняла, что настоятель за эти ее речи поругает, и решила промолчать.

Никогда – никогда! – не говорил отец Тимофей про свои добрые дела, считая самовосхваление ужасным проявлением гордыни.

Дорожный подошел к отцу Тимофею, пожал руку и сказал, обращаясь не столько к нему, сколько к журналистам, фотографам и телевизионщикам:

– Когда церковь занимается благотворительностью – это хорошо, это правильно, это современно…

Дорожный медленно и, как ему казалось, торжественно вышел из Храма.

К нему тут же подскочила девушка-тележурналист и сунула микрофон, привязанный к камере:

– Как вы относитесь к тенденции открытия церквей в наше непростое время?

«Сама, что ли, дура не знаешь?» – хотелось ответить Дорожному, но он сдержался и ответил так, как было надо.