Соль неба

Когда Ольга выскочила из Храма, отец Константин расстроился и запереживал потому, что не смог помочь человеку, пришедшему в Храм за помощью.

Правда, он убеждал себя в том, что все делал правильно, как положено. Человека ведь надо отчитывать за грехи? Необходимо! И он еще старался мягко это делать. Отец Петр как учил? «Священник, – говорил он, – должен человеку правду говорить о его жизни, а не гладить по головке, преданно заглядывая в глаза». Убежала из Храма Ольга? Зарыдала?

Отлично. Поплачет, одумается, глядишь, и жизнь свою переиначит.

Слова в голове складывались верные, а душа все одно: оставалась неспокойной. Константин не любил это неспокойное состояние души. Опять же, как отец Петр учил? «Вера есть знание души». Душа из-за чего беспокоится? Не может какое-то важное знание обнаружить, вот и нервничает.

«Что я делал не так? – думал отец Константин, шагая из церкви в дом. – Все ведь правильно, как надо… А душа неспокойна. В чем ошибка?»

Вошел в дом – увидел Ариадну. Женщина мыла пол, аккуратно собирая лужи большой серой тряпкой.

Константин поймал себя на мысли, что хочет рассказать ей об истории с Ольгой. И не то чтобы даже посоветоваться, а просто рассказать. Почему-то казалось, что Ариадна знает какие-то слова, которые все объяснят и растолкуют.

С ужасом оттолкнул от себя эти мысли.

Не поздоровавшись, пошел к себе в комнату, рухнул на колени и долго молился.

За вечерним чаем Константин старался на Ариадну не глядеть. Она почувствовала этот специально отсутствующий взгляд и расстроилась. Сама не могла понять, что же именно ее так огорчило: то ли само по себе отсутствие внимания со стороны отца Константина, то ли то, что она эта заметила и взволновалась.

Тимофей пил чай молча, лишь время от времени громко похрустывая сушками. Ему казалось, что Ольга словно бы присутствует здесь. Ощущение было столь явным и отчетливым, что он даже перекрестился.

Отец Тимофей все думал, будто он что-то сделал не так, не договорил ей о чем-то, не объяснил, не смог больную душу утешить по-настоящему, словами какими-то правильными в путь вооружить. Вот ведь и хотел, но что-то не вышло, не получилось…

Наконец произнес тихо:

– Духовная гордыня.

И замолчал снова.

Переспрашивать никто не стал. Знали: если захочет – скажет сам. А молчит если, то тут уж проси не проси – слова не выжмешь.

– Ну, сказано ведь, сказано. – Отец Тимофей произносил слова так, словно спорил с кем-то невидимым. – «Кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится», – вздохнул и снова повторил: – Духовная гордыня. Был такой старец Валаамский Алексий Соловьев. Он снисходителен был к людским грехам до невозможности. Все прощал. Кроме духовной гордыни.

И опять тугая, напряженная тишина заполнила кухню.

– Так как же! – задумчиво произнес отец Константин. – Ведь сказано: «Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет».

Отец Тимофей аж вскинулся от этих слов:

– Вот ведь оно как! – вскрикнул. – Осужден будет человек! Человек осужден будет на вечные муки! А ты что? Рядышком встанешь и скажешь: «Я тебя предупреждал, дурья голова?!» Так, что ли? А не жалко ли тебе этого человека? Вечные муки… А ты представь: как это? Душа-то твоя не заболит, что рядом был с человеком этим в жизни земной, а помочь не смог, не сумел? И он на вечные муки отправился… – На глазах отца Тимофея заблестели слезы. – Дети они, понимаешь, дети? Дитя, бывает, напроказничает. Ругать ли его за это? Можно и поругать, и даже ударить, чтобы неповадно было, чтобы истину помнил. Но только через любовь. Паскаль – великий ученый, католик, а правильно как говорил: «Где нет любви, там нет истины».

Отец Тимофей едва сдерживал рыдания.

Ариадна и Константин сидели тихо, боясь не то что лишним словом – лишним движением потревожить старика.

Отец Тимофей перевел дыхание, продолжил:

– Человек– он ведь так Господом создан, что к любви тянется всегда. Он любовью живет, человек, понимаешь? Без еды существовать может– кроху схватит и жив. Без денег. Одежды ему много не надо – прикроется и живет себе. А без любви – чахнет. Он и в церковь приходит за любовью. Безлюбья и высокомерия ему и за стенами Храма хватает. Так ли говорю, Ариадна?

Ариадна зарделась – она не привыкла, что настоятель к ней обращается за поддержкой.

Отец Константин заметил это. И ему понравилась скромность женщины.

И обозлился на себя и за то, что увидел, и за то, что понравилось.