Соль неба

– Лишнее это, не за чем, – и отвернулся к стене.

Ариадна видела, что отец Тимофей уходит. Выдавал тот самый последний уходящий взгляд: сквозь себя и сквозь других куда-то туда, куда человек приготовился отправиться.

Ариадна поила старика чаем, варила каши, давала снадобья, которые приносили прихожане, взволнованные болезнью настоятеля, лекарства… Коротко говоря: делала все, как положено, однако прекрасно понимала всю тщету и бессмысленность лечения.

Константин пошел к Дорожному, прорвался к нему, объяснил ситуацию, взял волшебную бумажку, спустился с ней в специальную аптеку. Привез целый кулек иностранных лекарств.

Тимофей покорно принимал все, что давали, и отворачивался к стенке. Он теперь почти все время молчал и лишь однажды сказал Ариадне:

– Место твое тут. Здесь и живи. Когда Господь простит беспутность твою – встретишь любовь.

– Какую любовь, что вы? – Ариадна всплеснула руками. – Я ведь…

Отец Тимофей перебил:

– Пререкаться нет у меня времени. Встретишь любовь – почувствуешь. Почувствуешь – не бойся. Богу надо доверять. Многие есть, которые не доверяют Богу, вот и теряют любовь свою из страха. Потом мучаются всю жизнь. Кто Господу не доверяет, тому только мучиться и остается. Встретишь любовь, уйдешь за ней. А до того – здесь живи. Константин и Симеон тебя обижать не станут.

– Какой Симеон? – удивилась Ариадна. – Тот, что донос на вас написал? Он что – здесь жить будет?

Отец Тимофей отвечать не стал. Снова повернулся в стене, давая понять, что разговор окончен.

Симеон приехал на следующий день утром.

Упал перед кроватью отца Тимофея на колени, снова плакал, каялся, умолял простить.

Отец Тимофей лежал лицом к стене – не реагировал.

Симеон опять говорил долго, будто боясь остановиться. Наконец силы его иссякли, он опустил голову на кровать и затих.

Отец Тимофей повернулся, положил руку на голову отцу Симеону, взъерошил волосы, произнес тихо:

– Зла на тебя не держу. На все Воля Божья. Ну, вставай, вставай. Что ты? Не перед иконой, чай.

Перекрестил Симеона трижды и снова отвернулся к стене.

Симеон поднялся, не понимая, куда себя деть.

Из сумки достал кулек.

– Вот яблок тебе принес. Витамины. Помогают выздороветь.

Отец Тимофей улыбнулся, позвал Ариадну:

– Отец Симеон яблоки принес. Отдай отцу Константину. Ему полезно будет.

Ариадна яблоки унесла.

– Как здоровье, отец Тимофей? – спросил Симеон, садясь на табурет.

– Нет его больше у меня, – серьезно ответил Тимофей и повернулся к Симеону. – Не нужно оно мне больше. Ухожу я.

Симеон снова вскочил, начал успокаивать подобающими случаю словами.

Но отец Тимофей остановил:

– Не егози, Симеон, сказал, что ухожу– значит, знаю, что говорю.

Симеон как-то сразу сник, затих, присел на краешек табурета, опустил голову, словно нашкодивший ученик.

– Как отойду, Константина настоятелем сделают, а ты ему помогать будешь. Слаб он еще. По дороге верной идет, но слаб. – Отец Тимофей посмотрел собеседнику прямо в глаза, жестко посмотрел, словно на допросе, и спросил твердо: – Понял ли, что я сказал?

– Да я… Да… – заерзал на стуле отец Симеон. – Я – что? Я, конечно, но я же…

Отец Тимофей не дал ему договорить:

– Как отойду, попросишься сам в Забавино служить. И благословят тебя. Понял ли?

– Понял. Да.

– Поддержи Константина. Помоги ему – Отец Тимофей закрыл глаза.

Симеон решил, что уснул настоятель, и даже поднялся уже на цыпочках уходить, чтобы не разбудить. И вдруг услышал, как произнес отец Тимофей тихо, шепотом, но очень ясно и четко:

– И запомни: верить в Бога – значит, любить людей.

Долго еще стоял Симеон, ожидая продолжения, но его не последовало.

Звонарь Сергей принес отцу Тимофею картину: на голубом небе неистово неслись облака.

Тимофей улыбнулся впервые за многие дни:

– Хорошая картина… Ты словно душу мою запечатлел. Спаси тебя Бог. Когда уйду, пусть здесь остается, словно портрет мой. Не эти фотографии, на которых лицо есть, а жизни нет. А именно картина твоя – лица нет, а жизнь есть. Моя душа, моя жизнь.

Сергей с ужасом заметил, что по лицу его сами собой потекли слезы.

– А плакать по мне не надо, – сказал отец Тимофей голосом слабым, но веселым. – В вечную жизнь ухожу, что ж рыдать? Ты Ариадну не обижай и Константину помогай. Гляди, чтоб не сравнивали его со мной – разговоры эти пресекай сразу. И Ариадне передай, чтоб пресекала. Каждый к Богу своим путем идет. Люди – не яблоки, чтобы их сравнивать. – Заметив, что Сергей совсем уж не может сдержать своих слез, приказал: – Все. Иди. Дай картиной твоей полюбоваться.

Константин все никак не мог понять: отчего же он так испугался смерти? Нет ведь у Господа мертвых – так чего ж бояться? А он страх испытал, да еще такой, какого и не было никогда ни в душе его, ни в разуме.

«Как же можно верить в Бога и бояться смерти?» – спрашивал себя отец Константин и не мог найти ответа.

Словно какое-то испытание послал ему Господь во время болезни, а он не выдержал проверки и, значит, теперь нужно жить как-то по-другому, иначе.

А как иначе? Как по-другому?