Но как бы сильно я не старалась переключить мысли на что-то другое, в голове все время вертится вопрос — был ли он с Мариной? Странно, что я четко помню стол, за которым сидел Вадим, и то, что он был в темно-сером костюме, кремовой рубашке и модном галстуке, но хоть убей — абсолютно не обратила внимания, кто еще сидел с ним за одним столом. Кажется, там вообще никого не было? Или нет, справа, какая-то фигура в темном, но не уверена, что это вообще была женщина.
Но даже если он пришел без Марины — что это меняет? Он и раньше нигде с ней не появлялся, что никак не помешало им родить одного общего ребенка и чуть не заиметь второго. Непонятно только, почему я до сих пор пытаюсь найти какое-то подтверждение его слов там, где все буквально указывает на то, что все, что говорил Авдеев — ложь от первого и до последнего слова.
Сую ногу обратно в туфлю, достаю вторую и наслаждаюсь новой порцией приятных ощущений. Ступни распухли до состояния свежесваренной сардельки, странно, что я вообще смогла впихнуть ногу обратно — она выглядит вдвое больше моей крохотной туфли тридцать шестого размера.
Но мое недолгое уединение все-таки нарушает звук приближающихся шагов. И хоть я не могу видеть кто идет навстречу, кишками чувствую — это Авдеев. Быстро пытаюсь втолкать ногу обратно, но с правой этот фокус и близко не проходит так же легко, как с левой. И к тому времени, как передо мной возникает здоровенная стокилограммовая туша Авдеева, я беспомощно топчусь на одной ноге, пытаясь одновременно справиться с обувью и делать вид, что не замечаю слона в посудной лавке.
— Ничего не хочешь мне сказать, Лори? — На этот раз его голос звучит и в половину не так флегматично, как раньше. Но Вадим все равно пытается помочь мне, протягивая руку в качестве опоры.
Естественно, я ее игнорю.
Отвечать тоже не собираюсь — все, что я хотела сказать по всей этой ситуации, я изложила в том коротком сообщении. Не всегда обилие слов имеет значение, а краткость, как известно — признак таланта. Хотя Данте любит коверкать это крылатое выражение, называя краткость — признаком дурачины.
— Тебе не удастся меня игнорировать, — предупреждает Вадим.
— Правда? — Я кое-как натаскиваю проклятую туфлю, распрямляюсь и нахожу в себе смелость посмотреть прямо ему в глаза. — А по-моему я уже это делаю. Всего доброго, Авдеев.
Пытаюсь его обойти, но он легко препятствует этому, просто становясь поперек коридора, настолько узкого, что Авдеев едва не застревает в нем плечами. Таким образом, чтобы уйти, мне придется раскорячиться и либо проползти у него под подмышкой, либо пытаться протиснуться в узкую щель вдоль стены. И в том, и в другом случае я буду выглядеть максимально нелепо. Лицо Вадима как раз и выражает полное понимание моего безвыходного положения.
— Если ты не заметил — я здесь с мужем, — не придумываю ничего лучше этой идиотской отговорки. — Мне не очень хочется объясняться с ним на тему того, почему я была в темном помещении с другим мужчиной.
— Конкурентом, ты забыла добавить, — с издевкой подсказывает Авдеев. Делает это в своей фирменной манере — меняя голос ровно на полтона, но я чувствую себя высмеяло с ног до головы, как будто сбылся мой страшный сон и я стою голой возле школьной доски. — Меня интересует твое последнее сообщение, после которого ты снова пропала. Нет, я уже даже почти свыкся с мыслью, что ты всегда будешь Неуловимым Джо, но хотелось бы внести ясность.
Прямо сейчас я могу прикинуться шлагом и сделать вид, что забыла и то импульсивное сообщение, и повод, по которому его написала, и вообще мне плевать на Вадима с высокой колокольни. Но это будет еще большее позорище, чем попытка сбежать от него ползком между ног.
— Что именно во фразе «Пошел на хуй» тебе не понятно? — Я нарочно кривлю губы, делая вид, что этот разговор пипец как меня веселит, хотя в действительности каждый нерв натянут от желание сначала как следует врезать ему на по роже, а потом попросить трахнуть меня как тогда, в душе. И будь что будет. Но я, слава богу, умею держать себя в руках даже рядом с этим богоподобным куском накачаного мяса.
— Между мной и Мариной ничего нет, — упрямо и настойчиво повторяет он. — Я не знаю, что по этому поводу творится в твоей светлой, но очень упрямой голове, но готов повторять это столько, сколько потребуется, чтобы…
— То есть фразу «Я возила Марину сдавать тест на беременность» ты в упор не заметил? — перебиваю я, внимательно следя за его реакцией. Не бывает людей, которые могут настолько идеально лгать. Даже я, хотя училась этому годами у лучшего из лучших притворщика. — Как это вписывается в канву твоего утверждения?
— Так же, как и вся остальная чушь, которой ты забила себе голову, решив, что речь идет обо мне, — на голубом глазу опять врет Авдеев.
— Боже, меня сейчас стошнит. В жизни не видела большего мудака.