Мозги тут же становятся на место, возвращается слух, нюх и зрение. Мои глаза снова прекрасно видят, кто передо мной и что бояться мне совершенно нечего. Самый страшный враг любого человека — слепая вера в собственную избранность и безнаказанность. Пока Наратов уверен, что поймал бога за бороду и его никто никогда не прижмет к ногтю, потому что он всех просчитал и переиграл — мне точно нечего опасаться. Он настолько в себе уверен, что я поддаюсь зудящему импульсу, делаю шаг к нему навстречу и острожным веселым шепотом интересуюсь:
— А вдруг я и правда та самая Валерия Гарина?
Наратов пользуется ситуацией и становится впритык, буквально размазывая себя по моему телу, как жирное масло восьмидесяти семи процентной самовлюбленности. Снова лапает взглядом, снова как будто забирается мне в трусы и своими короткими пальцами со странно вспухшими фалангами.
— Деточка, ты просто никак не можешь быть Валерией Гариной, потому что я имел печальный опыт трахать ее целый год, и, поверь — я ни за что бы вас не перепутал.
Я вспоминаю, что в сумке у меня связка ключей и одним из них — тонким, длинным и острым, похожим на гвоздь, я могу запросто выколоть ему глаз. Это точно принесет мне незабываемое облегчение и моральный экстаз, жаль, что только временный. А я хочу, чтобы Наратов мучился всю свою сраную долгую, бесконечно долгую жизнь. Чтобы каждый день до самой смерти испытывал нечеловеческие муки. Значит, придется потерпеть еще немного.
— Ну вот видишь, — моментально переключаюсь в режим хладнокровной суки, отступаю от Сергея, а когда он пытается догнать меня — взглядом черчу между нами невидимую черту. Слава богу, ему хватает ума понять, что ее лучше не пересекать. — Если я настолько не похожа на дочку Гарина, то кто вообще в это поверит?
Уже нет смысла прикидываться, что я не понимаю суть его «гениального плана».
— Ну, насколько мне известно, кроме меня мелкую отрыжку Гарина так близко не знал никто. — Еще одна самодовольная ухмылка, как будто судьба нарочно дергает меня за усы, подстрекая воспользоваться ключом не по назначению. — Вряд ли найдется много желающих подтвердить словом и доказательством, что ты — не она.
— Тест ДНК, умник? Его ты тоже своим честным словом подделаешь?
— Если мы все разыграем правильно, к тому времени, как до него дойдет необходимость, стул под Завольским будет уже настолько сильно шататься, что ему придется думать о том, как бы спасти свою задницу, а не разоблачать свою очаровательную невестку.
— Есть еще Андрей и идея в один миг вдруг оказаться сказочно бедным ему очень не понравится. — Я мысленно воображаю истерику на лице своего благоверного и даже в моем воображении от его ора хочется прикрыть уши.
— Не знаю, расстроит тебя эта мысль или… порадует, — Сергей снова переходит на сладко-приторный тон, — но Андрей вряд ли планирует возвращаться в ближайшие несколько месяцев, и уж тем более не для того, чтобы возглавить идущий ко дну «Титаник». Если мы будем действовать строго по плану, то нам хватит… трех, может быть, четырех недель, чтобы всколыхнуть болото. А потом останется просто терпеливо ждать, пока яблочко само упадет нам в руки.
Он моего внимания не скрывается то, как часто он повторяет «мы» и «нам».
— В чем твоя выгода, Сергей? — По-хорошему, наш разговор следовало бы начать именно с этого, но он так увлек меня своим планом, что хотелось поскорее увидеть картину целиком, не вдаваясь в детали.
— Просто хочу помочь обиженной и обездоленной сиротке восстановить справедливость.
— А теперь постарайся ответить без клоунады.
— Ты получаешь жирный кусок «ТехноФинанс», избавляешься от клана Завольских, мы с тобой женимся и ты делаешь меня… Ну, скажем, генеральным директором нашего нового маленького сытого бизнеса.
Что-то такое я и предполагала. Сергей всегда там, где может урвать свою личную выгоду.
— Мне кажется, ты женат?
— Так и ты замужем. Пока, — многозначительно прищелкивает языком.
— Я жду ребенка от своего мужа.
— Потом, когда дело выгорит, мы спустим жирный слух о нашем романе и ты скажешь, что ребенок на самом деле — мой. Ну или он просто будет, мой или чей угодно, но с моей фамилией.
Очень смелое заявление, учитывая его проблемы с тем, чтобы обрюхатить Илону.
— Новак — влиятельный человек, — намекаю на длинные руки папаши его женушки.
— Он просто старый осел, — высокомерно фыркает Наратов. Сейчас, когда он, наконец, изрыгнул из себя свои далеко идущие планы и его не поразил карающий гром, и бездна не разверзлось под ногами, он заметно осмелел. — Но ты ведь не дашь меня обижать, да?
Я просто делаю вид, что не услышала его последнюю фразу, и Сергею приходится срочно ретироваться, говоря, что он просто хотел разрядить обстановку шуткой. Не удачной. Но даже когда он оправдывается — он все равно делает это так, будто я обязана срочно разубеждать его в том, что каждая его шутка — верх юмористического искусства. Само собой, ничего такого я не сделаю даже под страхом смертной казни.
— Хороший план, — после продолжительной паузы, за которую Сергей успевает выкурить еще одну сигарету, выношу вердикт.