Я кое-как выдавливаю из себя смешок — дань уважения Юлиной шутке, желаю ей хороших фоток и заканчиваю разговор. Доехать до морской столицы — шесть часов на машине. Можно и чартером, но мой последний перелет (около трех месяцев назад) чуть меня не доконал.
Значит, поеду с водителем.
Глава пятидесятая: Лори
— Андрей? Андрей, ты меня слышишь?! — Понятия не имею, зачем закрываю второе ухо, пытаясь расслышать голос своего благоверного сквозь грохот орущей на его конце связи музыки. — Андрей!
В ответ только невнятное бормотание и смех, но я все равно держусь даже за эту ниточку, потому что он впервые за неделю с момента своего бегства взял трубку. До этой минуты я почти поверила, что его телефон в чужих руках, а сам Андрей тупо валяется в чьем-то подвале, до отказа накачанный известно чем. Хотя насчет второго даже сейчас склоняюсь к тому, что это скорее правда, чем плод моего шпионского воображения.
— Андрей, ответь мне немедленно, или клянусь, в следующий раз ты будешь объясняться со своей ненормальной мамашей!
— Мама? — булькает в трубку очень сильно охрипший голос Андрея. — Она что — вдруг обо мне вспомнила, рили?!
Господи, его тупой и слэнг точно доведет меня до белого каления.
Но упоминание матери всегда триггерило Андрея, поэтому я, без зазрения совести, вру ему о том, что Мария Юлиановна уже весь мир подняла на уши, наняла Джеймса Бонда, ФБР и ЦРУ, чтобы откопать сыночку-корзиночку даже с того света, а пока мы тут с ним болтаем — наверняка уже и до президента дошла.
Андрей смеется.
Отлично, блин.
Мне этот характерный растянутый смех лучше всяких тестов на алкоголь показывает, сколько промилле алкоголя у него в крови. Если коротко, как говорил один мой хороший знакомый доктор Павлов: следов крови в водке не обнаружено.
— Я хочу, чтобы ты вернулся домой, — медленно, надеясь, что в башке этого идиота осталаьс хотя бы одна функционирующая извилина, требую я. — Скажи, где ты, в каком отеле. Остальное я устрою.
— Пошла ты на хуй! — неожиданно резко орет Андрей, и визг поддерживающих голосов сзади (мужских и женских) лишает меня последней надежды достучаться до этого идиота. — Просто, блять, иди на хуй, Валерия! Засунь все свои угрозы себе в жопу! И папашу моего туда же! И вообще все идите в пизду!
Но я все равно пытаюсь еще раз его вразумить, давая себе честное слово, что на этот раз это точно предел моего терпения. В ответ Андрей снова кроет меня матом из своего весьма скудного словарного запаса.
Даже не дослушиваю.
Заканчиваю разговор и тут е перезваниваю бухгалтеру «ТехноФинанс» с распоряжением заблокировать все счета Андрея. Слава богу, она не переспрашивает и не уточняет, согласовано ли это с Юрием Степановичем — как оказалось, показательные кадровые чистки лучше любых кнутов и пряников учат сотрудников держать нос по ветру и не спрашивать у новой метлы, что обо всем этом думает старый веник.
Когда приятели моего муженька поймут, что деньги на из праздник жизни закончились, Андрея ожидает очень «веселое» возвращение в реальность. И случится это гораздо раньше, чем в его печени расцветет цирроз.
Я перехожу на другую сторону улицы, откуда до скейт-парка, в котором у меня встреча с Наратовым, пятнадцать минут пешком. Погода сегодня моя любимая — влажно и пасмурно, без единого просвета для солнца на небе. Прогуляться и подышать свежим воздухом (насколько это вообще возможно в плотной городской застройке) — самое то, особенно сейчас, когда после бесконечных месяцев токсикоза у меня, наконец, нет желания блевать буквально после каждого вздоха.
Пока иду — еще раз прослушиваю в наушниках запись с диктофона нашего с Сергеем вчерашнего разговора. На удивление, все довольно хорошо слышно, даже не пришлось морочить голову с чисткой шумов — до чего техника дошла, автоматически заглушает все лишние звуки и посторонний фон.
Одной этой записи достаточно, чтобы очень серьезно испортить Наратову жизнь. С ней я могу хоть сейчас пойти прямиком к Новаку, добавить туда фото «Рины» и, скорее всего, уже вечером Сергей окажется на улице в прямом, а не в переносном смысле этого слова. И ему еще крепко повезет, если при этом все его зубы останутся на месте. Я бы прямо сейчас пошла со всем этим добром к Новаку, но обстоятельства изменились. Теперь я хочу собственными глазами увидеть завещание. Точнее — хочу чтобы оно оказалось в моих руках, потому что план Наратова — никогда не думала, что это скажу — действительно не плох. Если у меня будет законное основание отобрать по крайней мере какой-то кусок «ТехноФинанс» — дальше эта пирамида посыпется сама, как карточный домик.
Слишком хорошо, чтобы быть правдой, поэтому до момента, пока. Я собсвтенными глазами не увижу завещание — я запрещаю себе раскатывать губу. Наратов врет всегда, а если наратов не врет — значит, он онемел. Эту аксиому я держу в уме на протяжение шести лет и благодаря ей никакие его «чары и сладкие обещания» на меня больше не действуют.