Соль под кожей. Том второй (СИ)

— И деньги в конверте ко всей этой любви, конечно, не имеют совершенно никакого отношения? — спрашиваю я, прекрасно зная, что Марина обязательно обидится и как минимум на какое-то время перестанет покушаться на мой член.

Она брезгливо кривится, укладывает руки мне на колени и с видом обиженной кошки смотрится на меня снизу вверх.

— Ну на тот момент деньги были важны. Это потом они стали просто… незначительным бонусом. Аппетит приходит во время еды, ты же в курсе? А я могла иметь столько мужиков, сколько захочу. Это пока ты приличная девушка, менять мужиков по своему вкусу и использовать их как игрушки из сексшопа — это фу и «как неприлично!» А когда ты проститутка высшего класса — за любовь к грязному сексу тебе очень даже хорошо платят.

— Что-то я пока не очень понимаю откуда во всей этой идиллии взялся муж.

Марина неожиданно резко перестает паясничать, встает и возвращается на свое место на диване. Тянется за вином, но раздумывает и в последний момент кладет в рот большую сочную виноградину. Каким бы циничным ни был ее рассказ, упоминание о муже явно идет вразрез с ее откровениями.

— Он просто любил меня, — она говорит это как будто даже с обидой на то, что я совсем не уделили внимания истории ее морального разложения. — Любил и хотел сделать счастливой. Ему было плевать, как и с кем я провожу время, главное, что я всегда возвращалась к нему.

Замечание о том, что такой «любви» тоже посвящено пару параграфов в Большой энциклопедии психических заболеваний, держу при себе. Хотя вряд ли Марина об этом не знает.

— Слава был… не таким как вы все.

Она поднимается и, осмотревшись, начинает собирать разбросанные по всей квартире вещи. Одевается прямо на ходу, пару раз чуть не падает, потому что путается в подоле собственной юбки. Закончив с гардеробом, приводит в порядок волосы, причем ей для этого даже не нужно зеркало — сразу видно отточенную до автоматизма привычку быстро исчезать.

— Ничего, что я немного поныла? — спрашивает она, подкрашивая губы тоже без зеркала. У нее довольно яркий блеск с кисточкой, но Марина наносит его четко по контуру.

— Без проблем — люблю иногда побыть сливным бачком.

— В тот день, когда ты перестанешь быть таким уродом, Шутов, в тебя обязательно кто-то влюбится по-настоящему. Возможно даже какая-то хорошая девушка.

Я салютую ей зажатой между пальцами сигаретой, но Марина уходит даже не оглянувшись.

Глава пятьдесят вторая: Лори

Настоящее

— Тааааак, посмотрим кто тут у нас, — с видом человека, готовящегося открыть новую планету, говорит врач-УЗИст, распределяя валиком проводящий гель по моему животу. — Может быть немного щекотно.

Я смотрю в потолок и зачем-то пытаюсь дышать ровно, втягивая и выпуская воздух равномерными аккуратными порциями. Где-то прочитала, что на небольших сроках ребенок похож на большую семечку, только скорее какого-то инопланетного растения, поэтому на всякий случай стараюсь не смотреть в монитор. Не хочу до конца срока ходить с мыслью, что во мне растет маленький «Чужой».

Должно пройти больше времени, прежде чем я окончательно свыкнусь с мыслью о своем будущем мамстве и в моей голове вызреют правильные ассоциации. Возможно когда-то я даже смогу выучить парочку сюсюкательных слов. Я до сих пор с трудом вижу себя в роли матери, но те редкие гротескные образы, которые иногда рисует мое воображение, скорее похожи на «свой в доску дружбан», чем на классическую маму. Не могу сказать, что меня сильно расстроит, если будущее окажется действительно таким.

— Размер плода соответствует сроку в шестнадцать недель, — говорит доктор, и я непроизвольно вскидываю голову.

— Шестнадцать? Было же… девять? Десять?

— Да, мамочка, было, — посмеивается он, как будто во всем этом есть что-то чертовски веселое. — Но время-то идет. Вот у вас уже набежало шестнадцать неделек. Советую уже сейчас задуматься о новом гардеробе — через пару месяцев он вам пригодится. Ну или раньше. Была у меня одна пациентка — на двадцатой неделе раздуло как кита, я дважды проверял, уже думал, что за своими сединами пропустил двойню. А была еще одна…

Пока что-то высматривает в мониторе и одновременно травит совершенно не интересные мне рабочие байки, я с ужасом ловлю себя на мысли, что скоро на мене моего идеального плоского живота с красивым рельефом будет… глобус? Я только кое-как свыклась с отеками (справедливости ради — сейчас они меня уже почти не беспокоят), и вот новый «приятный сюрприз».

Из всех женщин в мире, я точно самая морально неподготовленная на роль матери.

Когда доктор, наконец, заканчивает и протягивает мне салфетку, я нервно стираю с живота остатки геля и когда заправляю рубашку за пояс брюк, с облегчением вздыхаю, потому что зазор между кожей и ремнем ровно такой же, что и утром, и несколько недель назад.

— Вот, — он протягивает мне карту, исчерканную традиционными медицинскими каракулями и совершенно непонятными мне циферками. — Увидимся когда вам будет двадцать четыре недели.