Соль под кожей. Том второй (СИ)

— Ты залетела? — Наступает моя очередь подниматься, но в отличие от Марины, времени и сил мне на это требуется больше. Даже не знаю, почему она до сих пор в моем номере, потому что давно могла бы сбежать. — Марин, чё за хуйю ты сейчас сказала?

Она сначала широко открывает рот, как будто собирается в ответ обложить меня матами (я помню, что в свое время она умела просто таки мастерски ими объясняться), но потом сжимает губы и медленно, как будто ее одолела та же боль, что и меня, подносит ладонь к лицу.

Закрывает рот.

Медленно мотает головой, как будто отрицая несправедливый приговор. «Нет, нет!» — буквально орут ее округлившиеся, наполненные слезами глаза.

— Отвечай, блять.

— Ты не знал? — вопрос, который она пытается сама же и отрицать. — Ты не знал, господи… И про Вадима спросил… не из-за этого?

— Это мой ребенок? — Перед глазами все плывет, потому что боль становится уж абсолютно невыносимой.

Это ебаный сюр.

Если бумеранг кармы действительно существует, то выглядит он именно так.

В тот день, когда Алина пришла ко мне, чтобы сказать, что ждет моего ребенка, она застукала меня в койке с Мариной. Ребенка не случилось. И надежд однажды снова сделать нового — тоже. И вот теперь тёлка, с которой я тогда дотрахался до самой большой трагедии в моей жизни — залетела.

— Забудь, ясно?! — Марина с крика и соплей переходит на угрожающий полушепот. — Этого разговора не было, меня здесь не было. Никогда. Ты просто одно большое прошлое, Шутов, ты не имеешь никакого отношения к тому, как я живу теперь.

— Ну и когда же ты слезла с таблеток? — Глупый вопрос, но Марина сама всегда говорила, что сидеть на противозачаточных и трахаться в резинках — все равно что ставит на ручник машину без колес. А я так давно никого не имел и так смирился в с мыслью, что к полуживому трупу ЗПП не страшны, что в нашу с ней прошлую встречу вообще забыл про презерватив. — Блять, ты сказала, что на таблетках, Марин. Что за хуйня?

Вот сейчас я четко это вспомнил.

«Все в порядке, Шутов, во мне нет ни единой живой яйцеклетки».

— Это не должен был быть ты! — орет Марина. — Кто угодно, блять, но только не ты!

— Срок?

— Нет! — Она начинает затравленно осматриваться по сторонам.

— По хуй. — Мой мозг под непрекращающимися атаками боли работает намного медленнее, чем обычно, но чтобы примерно прикинуть цифру, достаточно просто вспомнить дату, когда я встречался с Авдеевым и отсчитать от нее пару дней. — Девять недель, Марин.

— Я не сделаю аборт.

Прежде чем я успеваю понять, куда именно направлен ее взгляд, она смахивает с тумбы дурацкую уродливую вазу, а когда та разлетается на осколки, хватает один голыми ладонями и направляет куда-то в область моего носа. Кровь сочится у нее между пальцев, но я уверен, что Марина этого даже не чувствует.

— Ты хочешь подсунуть ребенка Авдееву, — хмыкаю, оставаясь почти равнодушным к ее перформансу.

— Здравствуй, Шерлок, — ёрничает она.

— А что, иначе этот фрукт никак не дается в руки? Марин, ну ты же взрослая девочка, что за детский сад?

Она снова как будто готовится обрушить на меня праведный гнев (ну или поделиться болью), но в который раз раздумывает и вдруг с тихим, ни на что не намекающим стоном, бросается вперед.

Осколок проскальзывает у самого моего носа, чиркает по щеке, вспарывая кожу со странным и даже почти приятным звуком. Я давным-давно стал деревянным и неуклюжим, но в эту секунду тело вспомнило, что в нем еще теплится жизнь.

Если бы не мой почти каскадерский разворот — Марина загнала бы эту хуйню мне в через через глаз.

Возможно, в этом даже было бы даже некое милосердие.

Но как раз в ту секунду, когда она с криком разжимает пальцы и отскакивает назад, чтобы «полюбоваться» на результат своей работы, я вдруг жестко отдупляю, что ни хера не готов подыхать.

Не сегодня.

Не здесь.

Не в такой компании и точно не так.

— Боже, прости… прости… — Марина снова прикладывает ладони к лицу. Потом резко одергивает, почувствовав на коже теплую липкую кровь. — Шутов, ты же все равно уже…

Блять, как же больно.

На распанаханную рожу вообще насрать, но что делать с огнем в груди, который только что, кажется, достиг своего пика?

Мир делает кульбит у меня перед глазами.

И я, с высоты своего роста, падаю башкой прямо на угол ебучего дивана.

Глава пятьдесят восьмая: Лори

Настоящее

— Валерия Дмитриевна, беда.

Голос у адвоката, которому я поручила заниматься вытягиванием Андрея из тайской тюрьмы, звучит так, будто он собирается огласить о Конце света. Но речь, конечно же, всего лишь о моем благоверном. Что в принципе не исключает Конец света, но в каких-то локальных масштабах.