Соль под кожей. Том второй (СИ)

Дергаю плечом, переливаю кофе в свою любимую кружку-термос. Забрасываю на плечо рабочую сумку.

— Ты не знаешь… как там отец? — интересуется Андрей, в который раз неприятно будоража свое чувство жалости.

Если так пойдет и дальше, то его щенячьи глаза и заискивающий тон, чего доброго, еще смягчат градус моих намерений в сторону Завольского-младшего. И хоть моему благоверному все равно уготована самая маленькая порция поучительных подзатыльников, участь его отца — куда менее незавидная — все равно ударит по Андрею бумерангом.

— Что именно тебя интересует? Жив ли он? Я не уверена, потому что в последний раз мы разговаривали… дня три назад, исключительно по рабочим вопросам.

— Он что-то выяснил об этом… деле?

Его привычка все время спотыкаться и одолевший его недуг заикания, начинают раздражать.

— Андрей, если ты хочешь больше никогда не оказываться в такой заднице, то вот мой тебе первый бесценный совет — начни называть вещи своими именами. Это, как ты выразился, «дело» — частная закрытая вечеринка, с блек-джеком и шлюхами, на которой тебя спалили просто как дурачка, а потом все это сунули под нос твоему крайне консервативному отцу. Вряд ли это можно назвать «делом». Скорее уж… полным пиздецом?

— Отец что-то выяснил? — Андрей так сильно морщит лоб, что морщины, как будто, намертво вгрызаются в кости его черепной коробки. — Что он собирается делать?

— Я правда ничего не знаю, — отвечаю, глядя прямо ему в глаза. А что? Он ведь спрашивал меня про отца, а как продвигается личное маленькое расследование старого борова я правда не знаю. Если он и поделится со мной информацией, то лишь в том случае, если к ней нужно будет приложить лично мои руки. — Ты же знаешь своего отца — он никогда и ничем ни с кем не делится.

— А… ты? — с почти дохлой надеждой, спрашивает Андрей.

— А я сейчас еду в офис, разгребать косяки, которые ты мне добавил, потому что не посчитал нужным ввести в курс дела о подробностях сделки, которую я, по доброте душевной, выруливаю в ущерб своему личному времени.

— Прости, пожалуйста. Я правда не знал, что это так важно!

Он реально выглядит так, будто вот-вот расколется на миллион маленьких кубиков и развалится от любого неосторожного толчка. Я давно не видела человека, с таким затравленным взглядом. В последний раз… кажется, много лет назад.

Когда смотрела в зеркало.

Чтоб тебя, Завольский!

Все еще не веря, что делаю это, подхожу к Андрею, обнимаю его за плечо и кое-как похлопываю.

— Все будет хорошо. У меня все под контролем.

Андрей роняет лоб мне на плечо и начинает странно дергаться, и всхлипывать.

Боже. Он реально плачет.

Я закрываю глаза и чтобы хоть как-то переключиться с этих раздражающих звуков, мысленно напеваю песенку, которую любил мой отец — про большого бегемота и маленького слона, которые однажды вместе пережидали страшную грозу. Очень прилипчивый мотив. Я с детства слышала, как отец часто напевал его под нос, и думала, что это просто такая блажь или привычка, но только потом начала понимать, что это была его личная маленькая мантра против сильных жизненных штормов. Сейчас меня тоже в некоторой степени «сильно качает», потому что с одной стороны я все так же и не на каплю меньше, ненавижу Андрея, а с другой — мне одновременно и жаль его.

Я не знаю, кем были родители Сергея, раз он вырос такой бессердечной тварью.

Воспитанием Константина занималась бабушка, потому что его мать, первая жена моего отца, почти сразу после их развода попала в сумасшедший дом и умерла там спустя семь лет. Лично я всегда считала, что с возрастом он стал просто сильнее похож на мать. А еще не смог простить отцу, что он бросил их в тяжелый момент, когда у его матери уже начала безвозвратно разрушаться психика.

Но Андрей… Он стал таким, потому что старый боров не оставил ему выбора. А еще рядом была мать а ля «Генеральша Попова», которая с мягких ногтей внушала сыну, что его единственная надежда на спасение в бурном потоке жизни — во всем и всегда беспрекословно ей подчиняться.

Кто знает, кем сейчас была бы я, если бы Вселенная наказала меня такими родителями.

— Я очень тебе благодарен, — глотая слезы, говорит Андрей. — Извини, что иногда вел себя как скотина. Клянусь, что больше никогда больше не буду…

— Вот, — я намеренно его перебиваю, всучивая лежащее на столе бумажное полотенце. — Извини, мне уже пора.

— Ты скоро? — все-таки кричит в спину Андрей.

— Вернусь через пару часов.

Черт, если бы он не разрыдался у меня на плече, я бы обязательно подшутила над его страхом оставаться наедине со стенами.

Пока еду в офис, мне звонит Марина и уже довольно бодрым, полным энтузиазма голосом предлагает сходить в боулинг. После того вечера, когда я своими глазами видела, что Вадим остался у нее ночевать, прошла ровно неделя. Не трудно догадаться, в чем причина ее чудесного превращения из заплаканной депрессивной женщины в порхающую фею. Я стискиваю зубы, буквально почти прокусывая кончик языка, чтобы не ляпнуть чего-то невпопад. Формально, я ничего не знаю ни о том, с кем у нее отношения, ни в каком они статусе.