– О, инженер Краюхин! Премного о вас наслышан! – воскликнул Бенедиктин и, как показалось Краюхину, с теплотой и доброжелательством в голосе продолжал: – Присаживайтесь, пожалуйста, вот сюда. На это круглое кресло! – Он указал рукой на кедровый чурбак, поставленный на попа. – Рассказывайте, как живут там, на Большой земле?
Бенедиктин сел напротив Краюхина, осматривая его с ног до головы блестящими чёрными глазами. По-видимому, жилось Бенедиктину в тайге не сладко. Полное выбритое лицо его было припухшим, шея и лоб покрылись коростой от укусов комаров и слепней. Руки огрубели от загара и стали шершавыми.
– Я давно уже не был, как вы говорите, на Большой земле, так что от новостей отстал, – проговорил Краюхин, чувствуя, что Бенедиктин ждёт ответа. – А что у вас слышно? – Краюхина интересовала работа заболотной группы экспедиции.
– Ах, коллега, – всплеснув руками, заговорил Бенедиктин, – какая это жизнь?! Прозябание! Почти пять лет провёл в нечеловеческих условиях на фронте и вот опять… – Полные губы Бенедиктина сомкнулись, он закрыл глаза, и на припухшем румяном лице его появились скорбь и уныние.
Краюхин сидел молча, ждал, когда Бенедиктин заговорит снова.
– И кому это пришла в голову нелепая затея посылать сюда людей? И разве это мыслимо, чтобы семь малограмотных мужиков нашли что-нибудь полезное в этой трущобе?
Но тут Бенедиктин понял, что он увлёкся и сказал лишнее.
– Допускаю, коллега, что на этих просторах и есть что-то. Но всему своё время. Вот разовьётся техника изысканий, и тогда здесь не потребуется таких усилий, – поспешил закончить Бенедиктин.
– Никакая техника не заменит человека. Если даже рентгенология и геофизика получат развитие, то и тогда за человеком останется первичное обследование земной поверхности. Уверяю вас, что молоток геолога будет жить ещё многие десятилетия. И потом, разве можно упускать время? Никто нам спасибо не скажет, если мы будем ждать, когда придёт техника…
Алексей сказал всё это твёрдо, и Бенедиктин понял, что спорить с ним бессмысленно. В ответ Краюхину он неопределённо протянул:
– Мда…
– А что у вас в коробе? – разжигаемый любопытством, спросил Краюхин.
– Как это что? Моя постель! – пожав плечами и, видимо, поражаясь недогадливости Краюхина, сказал Бенедиктин.
– Постель? Не ожидал! Что же вы так низко устроились? – лукаво усмехнувшись, спросил Краюхин.
Бенедиктин уловил его усмешку и, стараясь казаться внушительным более, чем это требовалось, спокойно ответил:
– Может быть, и смешно, но спать на земле не могу. В юности жестоко был покусан гадюкой. Едва спасли. А потом, коллега, здесь столько зверья! Вчера два медведя вышли к самому стану.
– Ну, от медведя в коробе не спасёшься, – снова не сдержал усмешки Краюхин.
– А представьте себе, самочувствие там, – Бенедиктин кивнул в сторону короба, – более сносное. Психологический самообман, а всё-таки!
Краюхин в упор посмотрел на Бенедиктина. Самоуверенность, так и сквозившая в каждой черте его облика, вдруг померкла, но растерянная, вымученная улыбка ещё держалась на полных, скривившихся губах. «Насчёт гадюки ты всё придумал, гражданин Бенедиктин. Просто тебе тут неуютно, непривычно, боязно. Оттого ты и полез в короб», – думал Краюхин.
– А вы надолго, коллега, пожаловали на наш стан? – торопливо проговорил Бенедиктин, стараясь скорее перевести разговор на другую тему.
– Навсегда.
– То есть как это – навсегда? – недоумённо вздёрнул плечами Бенедиктин.
– Ну, не навечно, разумеется, а пока существует заболотная группа.
– Вас послали помогать мне? – сверкнув белыми зубами, спросил Бенедиктин.
– Наоборот. Вы будете помогать мне. Я назначен руководителем заболотной группы. Вот приказ начальника экспедиции.
Краюхин вытащил из своей неразлучной полевой сумки приказ Марины и подал его Бенедиктину.
Меняясь в лице, Бенедиктин читал приказ долго и мучительно. Можно было подумать, что он заучивает его наизусть.
– Не кажется ли вам, что Марина Матвеевна берёт на себя слишком много? – В блестящих глазах Бенедиктина металась ярая ненависть.
– Не думаю. Начальник экспедиции имеет большие полномочия, – спокойным тоном возразил Краюхин.
– Большие полномочия! Баба! Сводит счёты, мстит, жестоко мстит, что нету меня в её постели…
Бенедиктин вскочил, отбросил приказ и разразился по адресу Марины отборной бранью.
Краюхина опалило чем-то горячим, у него закружилась голова, в глазах поплыли тёмные пятна. Он бросился к Бенедиктину и, сжимая кулаки, закричал:
– Я набью тебе морду, Бенедиктин! Ещё одно слово – и вот!
Жёсткий, как увесистая литая гирька, кулак Краюхина повис на уровне глаз Бенедиктина.
– А, вон оно что! – попятился Бенедиктин. – Уступаю, уступаю без сожаления и скорби.
– Пошляк! Судишь о людях по своей мерке! – Негодование клокотало в груди Краюхина, и кулак его в любую секунду мог ударить Бенедиктина в переносицу.