— Не надо, не убивай меня, — попросил он. — Ты ведь родственник этой семьи?
— Допустим, — смахнув со лба испарину, ответил я, — только что это меняет?
— Я знаю, где сейчас Фёдор находится.
«Какой Федор? — мелькнула в голове мысль. — Наверное, сам хозяин этого дома, который на охоте пропал. Интересно, что скажет Бебут. Может, действительно расскажет, где он „потерялся“».
— Говори, — произнёс я. — Если что-то дельное скажешь, то на волю отпущу, а нет, так пристрелю тебя, и через полчаса местный староста со всем своим удовольствием тебя в землю закопает.
— Понял, — закивал дружинник, и капли крови с его лица при этом движении веером разлетелись по дому. — У нас, в штабе дружинном, информация от бродяги одного была, что Фёдора Карпова, охотника из Золотушки, карачаи в плен взяли и теперь он у них в рабстве.
— Где он находится?
— В Джаге, это небольшой аул невдалеке от Учкекена. На пограничье Карачаево-Черкесии и Ставрополья.
— Почему сразу старосте в Золотушку не сообщили?
— Мне Ленка, жена Фёдора, нравилась давно, вот я и завернул послух, который весть принёс. Никто, кроме меня, про это не знал.
— Слушай, Бебут, а ты редкостная мразь, однако.
— Ты обещал не убивать меня.
— От слов своих я и не отказываюсь. Оружие на пол, и линяй отсюда, пока при памяти. Ещё раз наши пути-дороги пересекутся, кадык вырву. Как понял?
— Всё ясно, — снова закивал он, — но оружие-то хоть оставь. Мне теперь в бега податься придётся, а без ствола совсем туго будет.
— Оружие на пол, я сказал!
Обрез дружинника и кривой кинжал старой работы упали рядом с карабинами территориалов, и через мгновение Бебут испарился. Мне все эти движения и разговоры дались очень тяжело, и, вернувшись на кровать, я упал на неё без сил. Ко мне тут же подскочила хозяйка, которую, как выяснилось, звали Елена Карпова, напоила жутко горьким отваром и принялась растирать всё моё больное тело какой-то спиртовой настойкой с густым ароматом диких луговых трав. Тёплые и мягкие ладони женщины расслабили меня, и я стал вспоминать минувший месяц и то, как я оказался в этом доме.
Покинув территорию Горского Содружества, в котором царила полная неразбериха, остатки нашего корпуса, перевалив реку Золка, направились к Пятигорску, вольному анклаву, пожелавшему войти в нашу Конфедерацию. Может быть, местные жители и остались независимыми, но войска Халифата после занятия Кавказа непременно направили бы свой взор на них, а значит, князю — так назывался местный правитель — надо было выбрать, с кем он и на чьей стороне. Разумеется, он примкнул к нам — свои всё же, славяне.
Итак, корпус ушёл на Пятигорск, а мы, как всегда, стали его арьергардом и ещё какое-то время, около трёх недель, стояли по границе бывшей Кабардино-Балкарии. Ни горцам, ни южанам не было до нас никакого дела, и для батальона это было спокойное время. Где-то кипели жаркие схватки, ожесточённые бои и эпические сражения, а мы тихо сидели на дороге, ведущей на Ставрополье, охотились на косуль, патрулировали границу и отдыхали. Хорошие деньки.
Наконец, начальство всё же вспомнило о нас, и поступил приказ подтягиваться к основным силам Кавказского корпуса, который остановился на постой в посёлке Иноземцево, что за Пятигорском. Нормально, мы того только и ждали, собрались и потопали по дороге на северо-запад. Однако так случилось, что при переправе через речку Юца в воду свалился один из наших парней. Я был рядом и недолго думая прыгнул за ним в холодную весеннюю воду. Паренька вытащил, всё с ним в порядке, даже насморка не было, а я к вечеру в жестокой лихорадке свалился.
Кое-как меня дотянули до окраины пятигорских владений, посёлка Золотушка, и комбат, видя, что я могу копыта откинуть, передал меня на попечение местной знахарки, которая поручилась, что через неделю я смогу встать на ноги и вернусь в строй. Помнил я всё это очень смутно, болезнь меня всерьёз прихватила, и два дня, проведённые в доме местной докторши, как-то выпали из памяти. Так, какие-то обрывки событий, плач ребёнка, горькое питьё и постоянные спиртовые растирки. Сегодня с утра я почувствовал себя гораздо лучше, пошёл на поправку, и как итог — смог выручить мою исцелительницу из беды.
Знахарка закончила процедуры, и я не заметил, как в который уже раз за последние трое суток провалился в сон. Проснулся к вечеру, и снова от стука в дверь, но теперь не грубого, а осторожного. Снова в моих руках оказался верный пистолет, но Елена, посмотревшая во двор через небольшую отдушину над дверью, успокоила:
— Это староста наш местный пришёл, дядька Трофим, а с ним военный какой-то.
— Отворяй, — разрешил я и, спрятав ствол под подушку, натянул на себя выстиранный хозяйкой камок и вышел к гостям, которых Елена уже усаживала за стол.
— Вечер добрый, господин сержант, — чуть привстав, поприветствовал меня староста, худой как жердь дядька лет под пятьдесят.
— Здорово, гвардия. — На столе появилась бутылка водки с изображением кедра на этикетке.