Солдат двух фронтов

— За проявленные смелость и находчивость в боях с немецкими оккупантами вы награждаетесь медалью «За отвагу», — произнес комдив. — И вы, боец Самсонов, медалью «За отвагу». Второй номер вашего расчета, солдат Чарыев, за храбрость и оказание помощи товарищам при выходе из окружения будет представлен к ордену Славы третьей степени. — Полковник приколол Тагану и Самсонову медали и пожал им руки.

— Поправляйтесь! Да скорей обратно. Будем ждать! — И, козырнув, полковник пошел дальше.

— Товарищ старший сержант, товарищ Байрамдурдыев, — помолчав, начал Самсонов, — а вы знаете, что Григорий Петрович Коблов был первым часовым у Ленина?

— Как так? — изумился Таган.

— И при жизни охранял его в Кремле. Сколько раз Ленин разговаривал с ним. А когда Владимир Ильич умер, наш командир первым у Мавзолея на часы встал, первым пост номер один охранял.

Байрамдурдыев посмотрел на свою вторую медаль. «Он с Лениным разговаривал и со мной тоже», — невольно подумал Таган.

Совсем рядом послышался гул танковых моторов. За плетнями замелькали башни и стволы машин. Лязгнули гусеницы, один из танков остановился, и во двор вбежал молодой лейтенант в новенькой форме.

— Ну, чего приуныли, хлопцы? — весело заговорил он. — Лучше скажите, где тут дорога на Берлин?

«Ага, на Берлин! Конец Гитлеру приходит. Теперь скоро домой. Как там Алтынджемал? Может, лук уже поспел. Редиска, картофель скоро пойдет. Теперь легче будет…» — размышлял Таган, глядя вслед прогромыхавшей мимо могучей стальной коннице.

* * *

В госпитале Байрамдурдыев пролежал почти два месяца: у него началось заражение крови. Однако удачная операция, а главное, сильный организм победили. Таган быстро пошел на поправку.

Настроение у него было хорошее. Знакомая уже госпитальная обстановка не волновала, и Таган твердо знал, что, как только встанет на ноги, обязательно попадет обратно в свой полк.

Как и в первый раз, Тагана встретили во взводе Щипанова тепло и радостно. И Байрамдурдыев, коротко рассказав, как его лечили и с кем он встретился в госпитале, полез в вещмешок, вынул конверт и достал из него аккуратно сложенный лист бумаги.

— Вот смотрите, что я привез. Кто хочет, прочти громко. Здесь про тачанку. Я с лейтенантом в одной палате лежал. Просил его для вас записать.

Лист взял сержант Юрий Кардашенко и стал читать:

— «История про тачанку. До войны к нам в дом, в гости к отцу, приезжал Буденный. Семен Михайлович нам рассказал, как однажды против их небольшого партизанского отряда белые бросили несколько полков казачьей конницы. Тучей надвигались белоказаки на высоту, за которой укрылись партизаны. Все понимали, что противник может раздавить отряд красных своей массой. Отходить было поздно. К тому же с отрядом находились раненые и беженцы — старики, женщины, дети. Со страхом и мольбой смотрели они на Буденного, ожидая его решения. А Семен Михайлович не знал, что предпринять. Наконец сообразил: приказал освободить повозку и поставить на нее единственный в отряде „максим“. Пулемет и ездовой должны были, не обнаруживая себя, переезжать с места на место и давать из-за гребня высоты короткие и длинные очереди. Они так и поступили. Белые начали считать „пулеметы“: один… три… пять… Остановились, потоптались и наступать не решились. Повернули обратно. Тогда-то и возникла мысль оставить пулемет на повозке. Потом стали закреплять пулеметы на более легкие, рессорные экипажи и фаэтоны, конфискованные у богачей. Но они быстро приходили в негодность при езде по бездорожью. Но вскоре в Конной армии появились свои артиллерийские мастерские, там стали делать настоящие тачанки, с прочными колесами, металлическими осями и более мощными рессорами. При помощи подвижных тачанок был обеспечен „максиму“ маневр — стремительная смена огневых позиций, внезапность огневого налета и обстрел значительного пространства в различных направлениях. Так в Красной Армии и появилась тачанка».

Выслушав со вниманием рассказ, друзья — Ораз, Чары и Дурды Бабаев, грудь которых украшали такие же, как у Тагана, боевые медали, — поведали ему обо всем, что случилось за время его отсутствия. Оказалось, что Самсонова как наиболее подготовленного откомандировали на учебу в Москву. Тагану было жаль, что Самсонов уехал: старший сержант привязался к нему, как к младшему брату.

В расчете у Байрамдурдыева ездовым теперь стал Юдин, а подносчиками кряжистый молчаливый сибиряк Ломакин и паренек, еще моложе Самсонова, которого все звали Костей.

Утром 14 июля полк спешно снялся и двинулся к линии фронта. Неделю назад был освобожден Ковель, и теперь войска левого крыла Первого Белорусского фронта развивали успех. Оказавшись в авангардном отряде дивизии, 54-й полк с ходу ворвался в крупное село Любомль, выбил из него противника и двинулся дальше вдоль железнодорожного полотна к Бугу, к советско-польской границе. Конникам предстояло форсировать реку и овладеть польским городом Хелм.