Солдат и пес. Книга 1

— Ну, что! Следствие, суд. Вроде бы дело к вышке шло, да адвокат ловкий попался. Молодой парень, из кожи лез, себя показать… На этого-то урода ему насрать было с высокой колокольни, да случай выпал уж больно громкий. Он и постарался. И верно, согнал вышку до пятнашки!.. Да только один черт, этот колдырь обратно не вернулся, сгинул на зоне. Туда и дорога!

— А что с ним там случилось?

— Не знаю. Не интересовался. Сдох Клим, и хрен с ним… Ладно! Тебя как зовут?

— Борис.

— Володя, — протянул он руку. Я пожал крепкую загрубелую ладонь. Он сказал:

— Ну что, давай по следу? Этих тварей отпускать нельзя.

— А найдем?

— Ха! Ты моего Чингиза не знаешь!

Он сказал это с гордостью, и слегка трепанул пса по холке.

— Ты автомат приведи в боевое на случай чего. Да, и имей в виду: в этом самом случае бьем на поражение. Про всякие там выстрелы вверх будем в объяснительных писать. А то может так выйти, что предупредительный сделал, а с жизнью расстался…

У него самого через плечо был перекинут АКСУ — новейшая по тем временам вещь (Автомат Калашникова складной укороченный), из семейства АК-74: калибр уже 5,45, а не 7,62. Максимально компактные АКСУшки предназначались для экипажей боевых машин, включая самолеты, но признать правду, для общевойскового боя они были слабоваты. Зато для милиции оказались в самый раз, МВД охотно внедряло их. У милиционеров оружие получило прозвище «Ксюха».

Володя привычным движением поправил автомат:

— Ну, вперед? Не дрейфишь?

— Не по адресу.

— Тогда вперед!

Мы подошли к обезображенной туше.

— Чингиз, нюхай! — скомандовал сержант. — Ищи, ищи.

Чингиз принюхался, ощерив зубы. Влажный черный нос его мелко дрожал. И вдруг пес стремительно рванул вправо.

— За нами! — крикнул Володя.

Мы бешено неслись через лес, огибая ели, продираясь средь мелких елочек, перепрыгивая через упавшие стволы. Чингиз уверенно держал след, нам с Громом надо было только не отстать. Я видел, как Гром старался. Конечно, караульный армейский пес — не милицейская ищейка, мы бы вряд ли так смогли выдерживать направление. Но Гром учился! Это несомненно, он стремился повторять все то, что делал Чингиз. Молча. Умные овчарки понимали, что шум — наш враг.

Я взмок, дыхание сбивалось. Но темп не снижался. И бежать стало легче: лес перестал быть буреломом, проредился… Володя на бегу обернул ко мне взмокшее, румяное лицо:

— Нагоняем! Еще немного… А, мать твою!

Он чуть не кувыркнулся.

— Не озирайся! — задыхаясь, крикнул я ему.

Я еще ничего не видел, не слышал, но псы безошибочно мчали нас к цели. Поверхность пошла под легкий уклон, мы понеслись еще быстрее…

И вдруг вырвались на открытое пространство.

Лощина или распадок — нечто вроде пологого оврага между двумя лесными массивами, по дну которого течет ручей. Мы очутились на склоне, а по ту сторону ручья в гору карабкались трое с огромными, туго набитыми рюкзаками. У одного из рюкзака торчали роскошные, мощные лосиные рога.

Набрав воздуха в грудь, Володя заорал:

— Стой! Стой, стрелять буду! — и повернувшись, прошептал:

— Борька, будь другом, дай два одиночных! У нас за каждый патрон все мозги вынесут, мать их!

Я перещелкнул предохранитель из блокировки в «стрельбу одиночными», вскинул АКМ и дважды пальнул в светло-облачное небо.

Это был заранее условленный сигнал «все сюда!» Конечно, по звуку выстрела найти в лесу цель не просто, но что же делать. Народ у нас опытный, общим разумом решит задачу.

Мы бросились вниз, легко перемахнули через ручей. Догнать перегруженных браконьеров труда не составило. Гром и Чингиз угрожающе зарычали.

— Голос! — приказал я, и Гром залаял. По этому звуку наши тоже смогут взять курс.

Трое поняли, что им не уйти. Но у них было в какой-то степени выигрышное положение: они находились на склоне выше нас. Двое обернулись, один продолжал карабкаться вверх.

У этих двоих были грубые, обросшие щетиной лица. Один, приземистый — скуластый, с приоткрытом рту гнилые зубы. Другой, повыше, худой, пожилой — Кощей Бессмертный, блин, настолько впалыми были его щеки и глазницы, так остро выдавался хрящеватый нос. Первый был в спортивной шапке-колпачке «Олимпиада-80», второй — в кепке-букле.

Этот второй, Кощей, сорвал с плеча двустволку-бескурковку:

— Стоять, падлы! Завалю, легавый! Тебя, служивый, тоже! Еще шаг — оба жмуры!

— И сам зажмуришься, — пообещал сержант.

— А мне похрен. Я свой век прожил. Вас, паскуд, на тот свет с собой заберу — и ладно. И псов ваших поганых. Федот, чего встал, как пень⁈ Ссышь, гнида?

Однако! Высокие здесь у них отношения.

Скуластый Федот нерешительно потянул с плеча ружье… Я понял, что он сильно трусит, попав меж двух огней — эту старую сволочь, видать, боялся до обморока.

— Кто поганый⁈ — вспыхнул Володя. — Да это ты погань тухложопая! Чингиз, фас!

Рыкнув, Чингиз метнулся молнией, вцепился в Кощееву мотню. Тот взвыл, скрючился, судорожно стиснул пальцы. Оба ствола с грохотом полыхнули огнем в землю.