Солдат идет за плугом

— Ты играла на скрипке, моя девочка? — мягко спросила фрау Блаумер, ведя дочь к накрытому чистой клеенкой ларю, с той наигранной манерной ласковостью, к которой она всегда прибегала, когда желала предупредить "лишние нежности". — Ешь, дорогая, и ложись.

Кристль рассеянно следила за тем, как мать наливает суп в мисочку.

— На скрипке? Да, играла, — ответила она рассеянно.

— А Грегор — на своей дудочке? — спросила мать с усмешкой.

— Нет… Грегор не играл…

Кристль задумалась, не донеся ложку до рта. Ее мысли были далеко.

Ее била дрожь, ее бросало то в жар, то в холод, ей было грустно и весело в одно и то же время, а стоящая рядом керосиновая коптилка вела причудливую ' игру света и теней на ее лице, завороженном мечтой.

Воображение унесло ее далеко отсюда.

— Он совсем не военный, — проговорила она вдруг удивленно, возвращаясь на мгновение из своего воображаемого мира, — он просто… человек.

Фрау Блаумер молча сидела на краю постели, словно собираясь ложиться спать, но, взглянув внимательно на Кристль и как будто только сейчас услышав ее слова, она встала и принялась неторопливо ходить по комнате.

— У них есть там один солдат, Юзеф Варшавский, — заговорила она, словно без всякой связи с предыдущим, — тщедушный, черноволосый. Ходит всегда с оружием, выискивает себе жертву… Он еще кровожаднее, чем татарин. Вся деревня дрожит перед ним. Сейчас он наметил Марту, внучку старого Иоганна. Она совсем ребенок, ей четыре годика. Начал ее подкармливать сахаром. Это, конечно, хитрость. Для отвода глаз.

Фрау Блаумер замолчала, и девушка смутно припомнила невысокого человека с винтовкой под мышкой.

— Ты не должна забывать ни на минуту, Кристль, что ты помолвлена с офицером немецкой армии! — внезапно переменила разговор фрау Блаумер, подчеркивая каждое слово. — Он жив и вернется. Помни: война не проиграна и уж, конечно, — не кончена. Ты живешь для своего жениха, понимаешь? Ты суждена ему навеки. Только ему, дочь моя!

Мать подошла к девушке, погладила Кристль по голове своей нервной рукой и обняла ее.

— Если они не вернутся, нам незачем жить на свете, — заключила она, глядя в пространство увлажнившимися глазами.

Кристль тоже заплакала и обхватила шею матери руками.

Они легли очень поздно. Фрау Блаумер почти не сомкнула глаз до утра. В ее сознании проносились обрывки мыслей, образов, даже фраз, которые она никак не могла связать в одно целое…

Наконец она забылась…

Ей приснилось, что она наряжает Кристль для какого-то торжества. Может быть, к свадьбе. Она одевает ее тщательно, с любовью. Девушка вся в белом. Майская роза! И вот жених приближается к ней. На нем высокая фуражка, на мундире сверкает свастика…

"Беги, дитя мое, беги к нему, встречай, поцелуй его", — подталкивает она Кристль.

Девушка кидается навстречу жениху, раскрывает объятия, но потом удивленно оглядывается, словно не узнав его, и останавливается в недоумении.

— Целуй орла! — из последних сил в отчаянии кричит фрау Блаумер, не слыша своего голоса. — Целуй орла на свастике, — хрипит она беззвучно, — орла!

А Кристль, наплакавшись на груди у матери, крепко заснула, и под утро ей приснился пастух…

…Вот он стоит на склоне зеленого холма, а возле него мирно пасутся его белые овечки… Она видит знакомую тропинку, что ведет к домику Хильды Кнаппе. Вот и лицо пастуха… Сомнения нет — это Грегор… Голова его не покрыта.

Кристль скользит взглядом вдоль тропинки. И вот ниже… Из груди Кристль вырывается сдавленный крик, и она просыпается.

Еще и сейчас, проснувшись, она видела того, кто стоял в конце тропинки. Это тот, другой! Он стоит, сдвинув каблуки, вытянувшись по-военному, откинув голову и одеревенело подняв руку в приветствии "хайль!"… Он загородил ей дорогу, он не дает ей пройти…

На дворе уже утро. Кристль видит лицо матери, спящей тревожным, неспокойным сном. На полу, съежившись от утренней прохлады на своем коврике, сладко спит Ирена. Она по-детски причмокивает губами.

Кристль встала с постели и начала торопливо одеваться.

Решение созрело в ней еще вечером, в то время как она слушала речи матери, но только сейчас она отдала себе в этом отчет. Она умылась и собралась уже идти, когда раздался спокойный голос матери:

— Куда ты так рано, Кристль?

— На работу, мамочка. Иду в замок. Ты сама знаешь — давно бы следовало.

— В замок? Не забудь захватить с собой флакончик, — предупредила ее мать.

— Я не забыла, мамочка.

Девушка поцеловала мать и побежала туда, где над деревней высилась бывшая резиденция барона фон Клибера.

Случилось так, что Кристль с первого дня пришла на работу раньше всех и привлекла к себе этим всеобщее внимание. А несколько дней спустя девушки уже шептали друг дружке: "Gregor hat schon eine Geliebte!" [42]

Что же касается Кондратенко, зоркий глаз его примечал многое с того утра, когда Кристль впервые появилась в замке. Впрочем, только он один и позволял себе иногда подшучивать насчет девушки и Григоре.

Асламов и остальные делали вид, что ничего не замечают.

Да и что, собственно, они могли увидеть?

Глава XI