Читаем Солдат идет за плугом полностью

— А у нас, браток, просто слезы, — разговорился солдат, не замечая, что Вася изменился в лице. — Офицеры, сержанты, ефрейторы. Все на нашу голову. А фрицы и гансы так наловчились, проклятые, — просто не узнать! Только спросишь насчет барахла — грозятся начальству пожаловаться! Туда их… Слышь-ка, парень, а как у вас тут насчет… фрау? Видно, по горло, — он провел пальцем по шее, многозначительно подмигивая, — хоть отбавляй, наверно? А? И ловко же вы тут устроились!

Пока он болтал, Краюшкин, словно не слыша его, выписывал метлой по земле полукружия — все шире и шире, оставляя позади себя чисто выметенную мостовую.

— Эй ты, простота! Чего ты такую пылищу поднял? — рассердился, наконец, прохожий солдат, отступая от клубов пыли. — В подметальщики к немцам нанялся? Кто кого завоевал: мы их или они нас? Да ты что, боец или шляпа какая? Почему ты немцев мести не заставишь? — укоризненно покачал он головой. — Я бы их согнал сюда всех до единого и не то что метлой — языком бы заставил все вылизать! Чтоб пылинки не осталось! Пригрозил бы вот этим, — он похлопал по диску автомата, — живо подмели бы! Вот… Так ты говоришь, у вас тут только солдаты, а офицеров — ни одного?

Краюшкин отставил метлу и, внешне спокойный, подошел к солдату. Тот и моргнуть не успел, как диск автомата очутился в руках у Васи.

— Врешь ты все, шкура! Небось на фронте автоматом не грозился! Видали завоевателя? — он говорил тихо, словно опасаясь быть услышанным. — Нет, не такие, как ты, победу завоевали, такие молодчики по-честному не воевали! Вредитель ты, а не солдат!

— Эй ты, русский немец! Давай сюда диск! — бледнея, крикнул солдат, неловко стараясь сорвать с шеи автомат. — Ты что, не слышишь, гнида, подай сейчас же диск!

— Потише, потише, герой! — урезонивал его Вася. Заметив, что сумка противогаза зацепилась за ремень, автомата, он показал на нее глазами. — Потише, а то еще услышит кто-нибудь. Гляди-ка, у тебя из маски что-то течет!.. "Яйки", наверно? У хозяев спер? Эх, вояка!

С этими словами Вася, пятясь и не давая диск солдату, прошмыгнул в ворота.

— Подай сюда диск, слышишь, чучело гороховое! Давай диск, говорю, не то пришибу на месте! — кричал солдат, проходя за Краюшкиным во двор и с опаской поглядывая по сторонам.

— Предъявите, товарищ боец, воинскую книжку и увольнительную записку, — холодно сказал в ответ Краюшкин. — Мы находимся на чужой территории, а я — на посту.

— Сейчас ты у меня получишь увольнительную, туда твою в бога… — Солдат, наконец, освободил зацепившийся ремень и снял с шеи автомат. — Погоди у меня…

Тут он заметил длинную фигуру Иоганна. Старик вышел из сторожки и молча наблюдал за солдатами.

— А… на что тебе увольнительная? Уж не шпиона ли ловить собрался? — насмешливо спросил прохожий, готовый, видимо, обернуть все в шутку.

— Может быть, и так, — ответил Краюшкин неумолимо. — Предъявите воинскую книжку и увольнительную записку…

— На, смотри, — солдат показал документ, не выпуская его из рук. — А увольнительной у меня нету. Пожалуйста, можешь посадить меня на губу.

— Так… Перелистни страничку! Погоди, не торопись. Так. А теперь, что у тебя в сумке вместо противогаза, вояка? — спросил Краюшкин, внимательно проверив документ.

— На, бери! Так и знал, куда ты гнешь! — не выдержал солдат, собираясь вытряхнуть сумку перед Краюшкиным.

— Не здесь! Вон загородка в углу двора. Там уборная…

"Вояка" сверлил Васю злыми глазами, но делать было нечего: длинная фигура на пороге сторожки не двигалась с места — немец внимательно глядел на них.

Солдат пошел туда, куда указал ему Краюшкин, и вскоре вернулся с пустой сумкой.

— Ну, можешь идти, — сказал Вася и, не глядя, протянул ему диск. — Да смотри, прямо в свою часть!..

— Теперь небось рапорт настрочишь, — пробормотал тот, — небось…

— Ступай! — перебил его Вася, думая уже о другом. Он внимательно поглядел в окно флигеля, подошел к двери и отпер ее.

В этот же день приехал капитан Постников и очень удивил солдат и сержанта, явившись прямо в поле. Еще более странным показалось распоряжение капитана собрать вместе всех женщин, работавших на разных полях.

Как бы то ни было, приказ обсуждать не положено, и солдаты принялись выполнять его.

Время было послеполуденное. В том месте, где ручей образовал осененный вербами бочажок, закатав рукава и высоко подоткнув юбку, возилась Берта, сверкая голыми коленками — розовыми и круглыми.

Она споласкивала большой термос, из которого только что разливала суп. Это была армейская луженая посудина с герметической крышкой, и Берта обращалась с термосом бережно и почтительно, как он того заслуживал.

Иоганн Ай, который доставил ее сюда с обедом, важно похаживал вокруг фуры, поглядывая то на колеса и грядки, то на распряженных лошадей, пасшихся неподалеку.

Солнце сильно припекало, но люди, отдохнув во время обеда, были уже все на ногах, работали. Женщины маленькими кучками разбрелись по полям.

У подножия зеленого холма, где начиналась сырая низинка, подростки и даже маленькие ребятишки, вооруженные корзинами, обирали гусениц с молодых кочан-чиков капусты, величиной с кулак.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза