Солдат идет за плугом

— Ребята далеко сидят? Где Урсэкие? Мы не можем пропустить такое дело. Нужно что-то предпринять… Мерзавцы!..

— Непременно! — Доруца поднялся со стула. — Я сейчас приду. Ты обдумай, что делать.

Пригнувшись, чтобы не быть замеченным, Доруца исчез в темноте зала. Среди учеников поднялось шушуканье. Спустя несколько минут Яков возвратился.

— Если еще раз появится эта квадратная морда, — быстро прошептал ему Фретич, — начнем свистеть и улюлюкать. Сигнал подам я — засвищу.

— Хорошо, — сказал Яков, обдумывая что-то. — Хорошо.

Так же согнувшись и крадучись вдоль стены, Доруца направился к экрану. В руках у него была большая черная бутылка.

В это время на полотне появилась длинная надпись.

— Врут они! — раздался вдруг пронзительный крик. — Брехня!

Это, не вытерпев, закричал Урсэкие.

На полотне как раз появился "дуче". Из глубины зала послышался долгий, гайдуцкий свист.

— Долой его! Долой!..

В зале поднялся невероятный шум.

Безразличный ко всему происходящему, "дуче" работал челюстями. И тут случилось такое, что вся публика на несколько секунд онемела от удивления. Что-то пролетело по воздуху. На одном из глаз "дуче" появилось черное пятно, которое сразу начало расплываться по всему лицу, превратив "дуче" в какое-то страшное чудовище…

— Вот настоящая образина фашизма! — закричал кто-то в зале. — У них не только рубашки, у них и совесть такая же черная!

— Фашизм — это война!

— Свет! — раздался резкий возглас директора.

Стурза бросился выполнять его приказание.

Когда сеанс был прерван и в зале зажегся свет, на стульях, где раньше сидели гости, никого не оказалось. Инспектор и поп с попадьей исчезли. Директор с супругой были уже возле двери. Хородничану растерянно следовал за ними.

Только ученики, соблюдая полный порядок, сидели на своих местах, словно намереваясь еще наслаждаться "духовной пищей", с таким трудом вырванной у "бюрократов" их преподавателем истории.

Спокойно нагнувшись, Доруца поднял с пола около экрана бутылку из-под чернил.

Глава ХIII

Весна была на исходе. Подавленный заботами и тревогами последних дней, господин Фабиан и не чувствовал ее. Утра казались ему туманными, дни — жаркими, душными. Все было ему теперь здесь чуждым. Черные мысли точили мозг. "Эх, и нужна была мне эта возня со школой! Убраться бы отсюда!.. Забрать свои манатки и уйти куда глаза глядят. Куда-нибудь в село. Поселиться вдали от города, от рабочих… Но куда? Как?"

И вдруг, словно луч надежды, дошла до него весть, что старик Цэрнэ закончил барельеф медного ребенка. Это было столь неожиданно, что директор не поверил своим ушам. А он-то думал, что мастер давно отложил этот заказ, предпочитая работать на жестяных трубах. Ворота и железная ограда, забытые всеми и заржавевшие, валялись где-то во дворе. И вдруг такой сюрприз!

Господина Фабиана радовала не только мысль о жирном куше, который он считал было уже потерянным. Нет. Неожиданное окончание работы над медным ребенком господин Фабиан воспринял как надежду на возвращение былых спокойных дней, на восстановление своего авторитета в школе. "Дряхлый-то он дряхлый, этот Цэрнэ, но если уж взялся и сделал работу, на это есть причина. Это не с неба свалилось. Почувствовал что-то старик…"

Воодушевляемый такими мыслями, господин Фабиан мгновенно приободрился. В тот же день ворота и железная ограда по его приказанию были очищены от ржавчины и покрашены в зеленый цвет. Господин Фабиан послал Цэрнэ курева и распорядился, чтобы обеденная порция его была снова увеличена. Затем он известил доктора, владельца детского санатория, чтобы тот явился за своим заказом. Словом, господин Фабиан так захлопотался в этот день, что только перед вечером выбрался в мастерскую посмотреть на произведение Цэрнэ.

Мастер как раз выходил из своей будки.

— Хочу взглянуть, старина, на нашего младенчика… — начал было Фабиан.

— Обойдется без вас, — прервал его своенравный старик и, войдя в будку, захлопнул дверь перед самым носом Фабиана.

Слышно было, как повернулся ключ в замке.

Фабиан махнул рукой и удалился. "Ничего, — подумал он, — старик не подведет. Уж если он что-нибудь делает, так делает основательно".

Вручение заказа господин Фабиан решил обставить поторжественней. Он дал распоряжение немедленно привести в порядок мастерскую жестянщиков, вымыть там полы и даже соорудить небольшую трибуну. "Именно в мастерской пусть все это и произойдет. Перед учениками! — думал господин Фабиан. — Я скажу: "Получайте рекламу, господин доктор, это монументальная работа!" Так и скажу: монументальная! Цэрнэ, конечно, необходимо предварительно послать немного пообчиститься. Да, вокруг Цэрнэ все это и будет происходить. В лице Цэрнэ мы будем чествовать рабочего, который всю жизнь безропотно работал для блага и спокойствия своей страны. И страна признательна ему… Не нужен здесь Хородничану! Я сам, директор школы, скажу это. Так скажу, чтобы у них у всех защекотало под ложечкой. А в конце речи я выну из собственного кошелька сто лей: "Пожалуйста, господин мастер, вот вам от меня эта малость, а господь бог пошлет вам больше…"