Солдат идет за плугом

— Я прошу вас, фрау… — вежливо произнес Григоре, которому вдруг захотелось как-нибудь отплатить этой злобной разорившейся даме. А может быть, и эта девчонка, как ее… Кристль… не лучше?

— Мы сейчас сбегаем. Можно, мама? Я только попробую струны и сразу домой.

— Сейчас поздно, дети мои. Учительница, вероятно, уже легла спать, — утомленно и кротко возразила фрау Блаумер. — Пускай только Грегор покажет тебе ее дом, а завтра ты сама, может быть, сходишь к ней. Верно, друг мой?

Бутнару поклонился на прощанье и вышел вместе с девушкой.

Село безмолвно лежало у подножия холма, притаившись в темноте, и в воображении Григоре возникло знакомое каждому солдату видение: опорный пункт противника, который нужно взять.

Вот башня кирхи смутно проступает из мрака, неподвижно чернеют дымоходы… А кто знает, что там скрывается за ними. Внезапно на одну секунду вспыхнул луч прожектора. Стали видны кирпичные домики, веранда со столиком, пышная цветочная клумба…

Солдат впивается глазами вдаль, пытаясь обнаружить признаки вражеской обороны, но перед глазами только эта веранда, цветы… Сноп света гаснет. И снова видна только башня кирхи, молчаливые трубы. Но вот опять ни с того ни с сего ему чудится эта цветочная клумба. Нет, за каждым дымоходом замаскирован пулемет, каждый цветок грозится смертью! Это фашистская огневая точка, и ее нужно подавить…

— Вы женаты, Грегор? Может быть, и дети есть? — вернул его к действительности печальный и певучий девичий голос. Кристль шла рядом с ним в своей тоненькой белой блузке. Григоре ощущал тепло ее тела, и ему хотелось укрыть девушку от холодной ночной сырости.

— Нет, я еще холостой парень, — ответил он простодушно.

— А я помолвлена, — задумчиво протянула девушка. — Мой жених служит в особых частях. Он — в эсэсовском подразделении, во флоте.

Григоре остановился, неприятно пораженный, но тут же, слегка притянув Кристль к себе, весело заглянул ей в глаза:

— Я тебя буду звать по-нашему — Кристиной. Ладно? А жених твой заодно с фюрером отправился на тот свет.

Кристль строго приложила указательный палец к губам, приказывая ему замолчать.

— Не надо так, Грегор, — взволнованно прошептала она, — не надо. И знай: фюрер жив!

Она гневно отодвинулась и с детской гордостью объявила, что отец ее — гауптман Курт Блаумер — служит офицером на большом крейсере и награжден "Железным крестом" и корабль его, как говорит мама, бросил якорь в каком-нибудь западном порту, а может быть, пошел ко дну со всем экипажем…

О женихе она не упомянула.

Бутнару растерянно слушал ее, не прерывая; она замолчала, а он так и не нашел, что ей сказать.

— Теперь, узнав, кто мы, придут коммунисты и евреи и убьют нас. Так ведь? — спросила она немного погодя, ежась от сырости — туман становился все гуще.

Осколок луны, прорвав дымное облако, осветил эту одинокую девочку, что шла среди ночи в своей отсыревшей блузке, прилипшей к нежным холмикам груди, с белокурыми прядями волос, упавших ей на лоб, с горящими глазами; готовую принять неведомые муки.

— Почему — евреи? — проговорил он, не придумав другого вопроса, и, толкаемый жалостью, протянул к ней руку.

Но Кристль отшатнулась.

— Они нас ненавидят смертельной ненавистью, они мстят за то, что их истребляли без жалости. Решено было уничтожить их всех до единого, но не успели. Всех до единого!..

— И ты убивала? — спросил, содрогнувшись, Григоре.

— Я? — Кристль даже остановилась от удивления. — Я — нет. Они были заперты в лагерях. Я их никогда не видала, но я знаю, что они страшные, злые. Коммунисты и евреи хотели уничтожить всю немецкую нацию. А вы когда-нибудь видели их?

Григоре помолчал.

— Видел… — коротко сказал он. — А сколько тебе лет, Кристль?

— Скоро исполнится восемнадцать… Вы вправду своими глазами видели коммунистов и евреев? — торопливо спросила она, перебивая сама себя и глядя на него пытливыми, круглыми от страха глазами. — Как же они выглядят?

— У каждого на лбу рога, — ответил он с комическим ужасом, делая вид, что бодает ее двумя пальцами, — длинные, острые рога! Бу, бу!

Лицо девушки осветилось бледной улыбкой и тут же снова помрачнело. Подозрительность, недоверие, досада отразились на нем.

— Вон, видишь этот низенький домик? — перевел он разговор на другое. — Там живет седая учительница, у которой есть скрипка. Как только спустишься в долину… Поди-ка сюда, отсюда виднее…

Григоре потянул было ее за руку, но девушка уперлась и вырвалась, словно собираясь бежать.

Бутнару с горечью усмехнулся.

— Ну что же, если не хочешь сегодня посмотреть на скрипку, я провожу тебя домой. В другой раз придешь сюда сама. Ладно?

Девушка на секунду остановилась в нерешительности, пристыженная мирным тоном и выражением лица солдата. Ее большие глаза, которые только что кололи его враждебным взглядом, теперь блестели влажно и печально.

Григоре шагнул к ней.

— Кристина!

— Кристль… — прошептала она с детским упрямством. И вдруг, искоса глянув в сторону, вскрикнула и пустилась бежать.