Теперь и Григоре заметил ломаную тень человека с ружьем под мышкой. Он обернулся — перед ним стоял Юзеф Варшавский. Он напряженно вглядывался во тьму, где исчезла немецкая девушка.
Они зашагали к замку.
— Прямо не знаю, как тебе объяснить… — заговорил Бутнару, помедлив.
— Гм, да… — пробормотал ефрейтор, погрузившись в раздумье.
Он шел, понурившись, молчаливый и раздраженный, как разведчик после безуспешного поиска.
Около замка они встретили "батю".
— A-а, це вы?! — начал он с притворным удивлением, окидывая Юзефа недоверчивым взглядом. — А я тут усе бьюсь с той клятой гитлеровской экономикой, понимаешь… Выпускал, понимаешь, подлюка, ботинки на деревянной подошве. Вот и Иоганн такую гадость носит…
Убежав и покинув Григоре одного среди дороги, девушка постепенно успокоилась и пришла в себя: хотя блузка ее отсырела и была холодна как лед, хотя она бежала одна в ночи, боясь темноты и еще больше низенького человека с ружьем, ей все же нравилось приключение, страшная встреча, опасность! Да, ей угрожала опасность — как на фронте!
Добравшись до дому, она почувствовала, что очень голодна. Мать не спала. Она лежала, задумчиво глядя в потолок. А Кристль тихо, словно стараясь не разбудить ее, заглянула во все кастрюльки, пошарила в мешочке, пожевала что-то и улеглась. Приятная истома понемногу охватила все ее тело; Кристль почувствовала, что всем ее существом овладевает сон, как это бывает после целого дня трудной работы.
Матери она ничего не рассказала, но воображение ее разыгралось. Разговор, происшедший в этот вечер, должен был иметь продолжение.
Напрасно думала фрау Блаумер, что седая фрейлейн — обладательница скрипки — уже легла спать.
Наверно, было бы даже лучше, если бы Григоре уговорил все-таки Кристль попробовать скрипку в тот вечер. Может быть, фрейлейн Кнаппе посидела бы с ними, отвлеклась бы… Потому что все равно она до самого утра не сомкнула глаз.
Как всегда, она уже с вечера знала, что ей предстоит бессонная ночь: она места себе не находила. Ломило суставы, покалывало сердце, все тело искало и не находило покоя.
Учительница все-таки легла в постель. Погасила лампу, как всегда, но неотступные видения стояли перед ней отчетливо, словно белым днем. Она сжимала веки и старалась не шевелиться. Ничего не получалось…
Хильду Кнаппе вырвал из родной почвы и унес тот самый ураган — страшный и опустошительный, который в 1933 году обрушился с ужасающей силой на Германию.
Тогда рухнули деревья, куда глубже ушедшие корнями в землю.
Одни были сломаны, другие вырваны с корнем. Что уж говорить о Хильде — тогда еще совсем молоденькой девушке, впервые севшей за учительский столик.
Фашизм нанес ей удар в первые же месяцы после прихода к власти. Удар пришелся по самому дорогому, что у нее было.
…Они даже не успели признаться друг другу в любви. Их обоих только что назначили на работу в эту деревню.
Стремление служить правде — вот все, что он ей завещал. Но как служить?
Об этом ей неоткуда было узнать…
Когда Хильда приехала одна в Клиберсфельд, она постаралась прежде всего узнать поближе своих учеников. При всей своей неопытности она все-таки искала путей борьбы. Она хорошо понимала, что это всего-навсего маленькая жалкая деревушка. Обитатели ее жили сонной жизнью, как и в большинстве других немецких деревень, не задаваясь никакими вопросами, как говорится, ни за ни против… Обыкновенная деревня, может быть, потому только и выросшая тут, что вода была близко.
Действительно, у подошвы холма, на которой раскинулась деревня, не спеша катила свои воды небольшая речка.
Хильда приходила сюда и подолгу любовалась тихой прелестью ее берегов.
Когда она сидела здесь в одиночестве, глядя на нескончаемый бег воды, в ней подымалось желание сделать что-то такое, что заставило бы людей усомниться в могуществе "тысячелетней империи", отнявшей у нее любимого. Пусть именно отсюда, из такой деревушки, будет подан знак возмущения против гитлеризма. И пусть он будет виден далеко-далеко, пусть его увидят, может быть, даже городские люди. Вот если бы эти прозрачные волны донесли ее дар до них, а может быть, и до тех, кто томится в неволе…
Чистые, пламенные мечты ее были в ладу с неуемным бегом вод. Река представлялась ей доброй советчицей, верной подругой…
Уроки географии учительница превращала в экскурсии. Усадив школьников возле речки, что змейкой вилась перед ними, она рассказывала, какие страны лежат на север, на юг, на восток и на запад от Германии. Ободренная ласковым журчанием воды, под защитой высокого ясного неба Хильда отваживалась иногда направить взгляды детей в сторону поднимающегося солнца… То были такие времена, когда даже детям не надо было ничего разжевывать: они, казалось, понимали свою учительницу с полслова. Жест, движение глаз заменяли слова.
Детям тоже полюбилась эта прибрежная молодая ивовая рощица.