Солдат императора

Теперь личное оружие все сплошь рельсовое. На страшной силе электромагнитного поля основанное. Метает пулю с направляющей, понимаете ли, разница напряжения поля.

А это уже полная архаика, выполненная на современном уровне. Вроде лука или арбалета. Ведь снаряд разгоняет не высвобожденная мощь химической реакции горения, а скрытая сила физической субстанции, только не механической природы, а электрической.

С доспехами то же самое.

Совсем скоро грохочущее торжество огнестрельного оружия избавит земных вояк от тяжести лат, которые потеряют всякую актуальность.

И у нас так было. А представьте современного пехотинца без штурмового скафандра! Ха-ха-ха. Тяжелые варианты любому турнирному доспеху фору дадут в смысле веса. Килограммов по полтораста всяческих удовольствий. Без экзоскелета или электромышц с места не тронуться. Но это так. К слову.

Слава богу, я ни разу не напился настолько, чтобы Жану или еще кому все это вывалить. Дисциплина ума, мля.

* * *

Беда пришла в город откуда не ждали.

То есть ждали, наверное, но эпидемия всегда приходит внезапно.

Хреновая вода. Антисанитария такая, что любой асгорский врач, даже неизбалованный военный «шприц», повесился бы. Плюс плотность населения, что проживало в городе на грязных улицах буквально на головах друг у друга.

Сточные воды с разнообразными нечистотами, а проще говоря, говном, что сливали в Шельду, а потом оттуда же пили. Кипятить воду, что за глупость! Руки-то помыть перед едой не всегда догадывались.

И вот вам результат – моровое поветрие.

Мы с Жаном были в отъезде по делам в Льеже. А когда вернулись, ноябрьский город встретил нас траурным крепом унылого колокольного звона и десятками трупов, что лежали перед домами. Специальные команды по утрам собирали их и сваливали во рвы за городом.

На этом профилактические мероприятия заканчивались, если не считать весьма условного карантина, заключавшегося в том, что явно больных в город не пускали и из города не выпускали. Что такое инкубационный период, понятное дело, никто здесь не подозревал.

Люди сделались злыми и замкнутыми. Все на всех косились, подозревая зараженного, но поделать ничего не могли, а оттого свирепели еще больше. Никто не понимал, что происходит.

Сперва грешили на чуму, но любой мало-мальски сведущий лекарь отметал такой диагноз с ходу.

Заболевший бедняга страшно дристал, раз по тридцать на дню. Пардон за подробность, дристотня, то есть стул, делался жидким, с какой-то пенистой дрянью хлопьями наподобие неведомого злакового отвара. Жар и бессонница в ассортименте. Потом больной начинал блевать почем зря.

Ну а после всего тело становилось очень холодным, наступали судороги, одышка и смерть. Иссушенное обезвоживанием тело с выступающими ребрами и пергаментным лицом выносили на улицу, накрывали тряпкой и ждали похоронной команды.

Какая там чума?! Зараза была не такая убийственная, но за ноябрь население похудело человек на триста, не считая бедноты, которую кто когда считал? Выздоровевших было очень мало.

Если дело доходило до тошноты – можно было смело читать отходные молитвы.

* * *

Лютеране обвиняли папистов, а паписты кляли еретиков-лютеран.

Вторые служили молебны и усердно молились, а первые с кальвинистским фатализмом ждали, пока Бог не укажет гневным ветхозаветным перстом на очередного грешника, которому наказание за грехи на роду написано. Проклинали ведьм и колдунов, несущих дьявольские козни, хотя публично лютеране в дьявола вроде как не верили.

Не самые действенные приемы борьбы с эпидемией, да других не знали, хотя лично мне более человечным и христианским казался подход католиков.

Как бы то ни было, в январе болячка пошла на убыль: то ли молебны сработали, то ли мор не жаловал холода. Но еще полторы или две сотни несчастных успели покинуть этот мир совсем не легким способом.

Не было семьи, которую не побила бы болезнь. Жан лишился среднего брата, племянника и двоюродной сестры. Франсуаза оплакала сестру и тетю. Среди жуткого пиршества смерти отдельные потери как-то скрадывались, пока темный ангел не накрывал крылом твой собственный дом.

Я записался в похоронную команду.

Запретил Жану даже думать об этом, а сам пошел. Мне-то с гуся вода, местная бацилла была жидковата против убойных антител, что обосновались заемным образом в организме вашего неумелого рассказчика. Трупов я в жизни навидался, причем всяких разных, так что внести посильную лепту было святой обязанностью.

Тем более что я даже душевным равновесием не рисковал.

* * *

Числу к пятнадцатому, когда люди с облегчением завздыхали и стали появляться на улицах, та самая ветхозаветная страшная месть поразила жилище Жана ван Артевельде. Как это часто бывает, стрела вонзилась в хрупкое тело самого чистого существа из всех возможных. Я вернулся домой вечером и узнал, что малышка Сибилла слегла с кошмарным диагнозом.

Господи боже, лучше бы заболел я!

Эта фраза тысячу и один раз повторялась убитыми родителями каждый день. Ничего не помогало. Да и могло ли? Слабенькое еще здоровьишко не в силах было справиться с коварной заразой.